Похищение с целью выкупа? Слишком сложно, да с таким количеством нарушений закона… Не говоря уже о том, что, если бы это было так, то похититель давно бы о себе заявил. Да и что-то подсказывало мне, что это совсем неверная теория.
А еще сбивал с толку побег Анне почти сразу после исчезновения Винтера Граафа. Могла ли она иметь отношение к этому?
Черт, черт, черт! Я помассировала виски кончиками пальцев. Прислушалась к своим ощущениям, но они молчали. То ли лимит был исчерпан, то ли Анне была той, на кого даже думать не стоило. И выражение «мозг готов взорваться» сейчас приобрело для меня едва ли не буквальный смысл.
Дверь скрипнула и в кабинет несмело вошел Тэйме. Так же неуверенно он подошел ко мне и протянул лист бумаги. Хороший мальчик, сообразительный, не терял времени, понимая, что нормально изъясняться не сможет. Видимо, затаился где-нибудь, чтобы не мешали, потому так долго и искали его. Но…
Я сначала расстроилась, увидев не исписанный лист, а всего лишь корявый детский рисунок. Простая винтовая лестница и больше ничего. А потом в голову пришла мысль, что Тэйме все-таки что-то знал, писать он не умел, и рисунок — единственный способ, которым он мог донести до меня какую-то важную информацию.
— Это что-то важное? — спросила я, с сомнением разглядывая рисунок.
Мальчик кивнул.
— Имеет отношение к исчезновению господина Граафа?
Тэйме пожал плечами и уставился в пол. Не хорошо, но и не плохо. Хоть что-то.
— Ты хочешь сказать, что видел, как господин Грааф спускался по какой-то лестнице и после этого не вернулся? — это было единственное, что приходило в голову, хоть и казалось несколько абсурдным — что ж это за лестницы такие, с которых не возвращаются, да и вообще пропадают бесследно?
Тэйме отрицательно покачал головой, изобразил двумя пальцами «ноги» и показал, как если бы спускался куда-то, а потом поднимался. И так несколько раз.
Ох, блин. Ну и как это понимать?
— Так, ладно, — я пожевала губу. — Ты видел, как господин Грааф куда-то уходил… эээ… вниз по лестнице, и возвращался по ней же. Но… разве такое может быть важным? Если только… Ты же знаешь, где эта лестница находится, а, значит, и можешь показать мне?
Тэйме закивал и попытался улыбнуться. Ох, лучше бы не. То ли он и правда был непривычен к улыбкам, то ли у него были проблемы с лицевыми мышцами.
Меня посетила странная и безумная догадка насчет этой лестницы. И я не была уверена, что не свихнусь, если она вдруг подтвердится.
Тэйме взял меня за руку, и я послушна последовала за мальчиком. Чуть не взвыла, когда он привел меня в главный холл и указал на фонтан. Я его уже ненавидела. Фонтан, конечно, а не Тэйме.
Вряд ли мой «попрыгунчик» был заодно с Риккардом де Граафом. Но зато преследовали одну и ту же цель — свести меня с ума. Или что-то около того.
— Лестница под фонтаном? — прошептала я.
Просто не верилось, что это все могло быть как-то взаимосвязано. Тэйме потопал ногами по мозаичному рисунку, пробежался по циферблату.
— Тайный ход, надо же, — я не спрашивала, просто рассуждала вслух, но Тэйме все равно утвердительно кивнул. — Ты следил за господином Граафом?
Мальчик стушевался, уставился на что-то позади меня, а щеки его порозовели.
— Я не в праве тебя ругать, — успокоила я мальчика, который начал медленно, но верно отступать. — Ты знаешь, как туда попасть?
Это было бы слишком легко и просто. Я даже не очень расстроилась, когда Великий Облом Обломович стукнул меня по голове. Тэйме, видимо, просто каким-то чудом умудрился увидеть те моменты, когда Винтер Грааф спускался в этот тайный ход, и возвращался. То, как он туда попадал, Тэйме не знал.
«Попрыгунчик» уже несколько раз указывал на этот чертов фонтан. Тэйме, скорее всего, просто хотел быть полезным и показать хоть что-то. И если бы не «попрыгунчик», то я сейчас не хотела бы побиться лбом об этот самый пол. Не было ровным счетом ничего, доказывающего важность этого хода, кроме назойливого комка света и моих домыслов. Но проверить и понять, в чем же важность, все равно стоило. Только бы разобраться, как туда попасть. И какому идиоту вообще пришло в голову устраивать тайные ходы едва ли не на пороге своего дома, где в любой момент может застукать, кто угодно? И еще один немаловажный вопрос: знал ли об этом Риккард де Грааф? Не считал важными вылазки своего сына, или вовсе ни сном, ни духом обо всем этом был?