Рой достал из кармана небольшую миниатюру: портрет, нарисованный на черном хрустале, и всмотрелся в столь дорогие ему черты лица. Как он ни старался, в отличие от других медальонов, в этот раз он не смог передать живость, свойственную ей. Возможно, все дело было лишь в том, что этот медальон не был амулетом, он не успел добавить в краски каплю ее крови. Просто украшение, безделушка, хранимая им как воспоминание.
Рой усмехнулся: похоже, он стареет и становится слишком сентиментальным. Он спрятал медальон и направился дальше, по привычному ему маршруту. С каким-то брезгливым отвращением граф прошел мимо двух красных колонн: между ними оглашали смертные приговоры, последний - для Джованио Риччионе.
Алайстеру пришлось допрашивать его лично. Козимо опасался, что не сможет сдержаться, и его дядя просто не выйдет живым из комнаты для допросов, а попросту – пыточной камеры.
Все еще надеясь сохранить себе жизнь, Джованио признался во всем и сразу, рассказал про Истиного пастыря, и как тот намеревался прибрать к рукам случайно открытую шахту с черным хрусталем, сначала втянув в войну оба государства. Намекнул на то, что затевается слишком большая игра, и это не конец, даже если он умрет, за его смерть отомстят. Не пришлось даже усердствовать с пытками, и это оставило чувство неудовлетворения: Рой слишком на тот момент жаждал хоть чьей-нибудь крови.
- Мэссэр граф!
Рой досадливо поморщился, узнав маркиза Делла Фарнезе, явно караулившего главу Совета на галерее.
- Умберто, - холодного тона и кивка вполне достаточно. Граф Алайстер, глава Совета Десяти и самый богатый человек республики, может позволить это.
- Мэссэр граф, - старик достал платок и вытер лоб, блестевший от пота, - Я хотел с вами поговорить о выборах нового Пастыря в Лаччио!
И этот туда же! Будто нет других тем для обсуждения. Они не знают, что уже все не раз проговорено, и нужные решения приняты.
- Я слушаю, - Алайстер подошел к балюстраде, оперся ладонями на раскаленные от жаркого солнца каменные перила, задумчиво посмотрел на бирюзовую воду канала. У Лизы глаза были другого оттенка. Захотелось вновь достать медальон и еще раз попытаться перерисовать портрет, попытаться сделать лицо более живым. Делла Фарнезе замолчал, явно ожидая ответа. Рой вздрогнул:
- Простите, что?
- Разумно ли будет отпускать мэссэр Гаудани одного в Лаччио? – его собеседник повторил вопрос.
- Насколько я помню, он едет туда с достаточно большим отрядом.
- Алайстер, вы прекрасно поняли, что я имею в виду! Выборы Истинного пастыря… - старик осекся под тяжелым взглядом.
- Вас не касаются, но если вы так уж настаиваете на ответе, то передайте моей матери, что Гаудани по пути должен встретиться с принцем Козимо. Наш легат в курсе. Думаю, этого ей будет достаточно, - Рой отвернулся, давая понять, что разговор закончен. Шум и суета, возникшие у пристани, возвестили, что д’орез вот-во отбудет с посольством.
Делла Фарнезе поклонился, но не отошел. Наверняка, преданный поклонник, он должен встретиться с вдовствующей графиней позже. Или же полагает, что Делрой может передумать. Конечно, Рою самому следовало бы поговорить с матерью, но в последнее время он старательно избегал встреч с ней.
Графиня единственная могла догадаться, что с ним твориться, а он не хотел её расстраивать. Он вообще не хотел, чтобы кто-то знал, что он влюбился, словно мальчишка.
Лиза… Огромные голубые глаза, обрамленные темными ресницами – удивительно для блондинки. Золотистые волосы, вечно выбивающиеся из косы, тонкая талия, высокая полная грудь, так хорошо помещавшаяся в его ладони. При этих воспоминаниях в голове зашумело, а жара стала просто нестерпимой. Капли пота выступили на лбу. Граф бросил взгляд на собеседника, желая убедиться, что тот ничего не заметил.
Делла Фарнезе все стоял рядом, с интересом наблюдая за тем, как кортеж Гаудани рассаживается по баркам. Одна из них, с самим д’орезом и его женой, уже направилась вдоль канала. Рой меланхолично понаблюдал за ней, вспоминая другую барку, которая на рассвете везла его и Лизу.
По обыкновению, Карисса села в центре, под навесом, прячась от солнца, Гаудани прошел на нос лодки. Удивительная небрежность, если вспомнить состояние принцессы. Хотя сегодня она выглядела менее болезненной.