— Мама, но… как же…
— Как дети? Те здоровые девочки, которыми наш род мог бы гордиться? — матушка сдула с носа длинную прядку. — И крепкие мальчишки, чьим воспитанием я бы занялась и, поверь, не повторила бы своих давних ошибок? Или как наша репутация? Или твои перспективы в Союзе… хотя нет, в Союзе подобные браки весьма модны… небольшая генетическая коррекция решит проблему с размножением… или же всегда можно воспользоваться донорской утробой…
Матушка взмахнула рукой и замерла.
Нахмурилась.
Коснулась пальчиком виска, стирая морщины, которые осмелились появиться на совершенном ее лице. И совершенно иным, спокойным, голосом произнесла.
— Надеюсь, теперь ты осознаешь, в какое неудобное положение поставил весь наш род…
Нкрума мазнул хвостом по ковру.
Не то, чтобы он осознавал, во всяком случае, подозревал, что осознание это, на которое матушка столь уповала, было не достаточно глубоким, а раскаяние — искренним. Но годы жизни и немалый опыт подсказывали, что в данном конкретном случае следует согласиться.
Вообще, если с матушкой соглашаться, жизнь станет спокойней.
Предсказуемей.
А шкура — целее.
— Хорошо… хорошо, что есть шанс все исправить. Ты ведь постараешься сделать все возможное, чтобы исправить?
— Конечно, мама…
— Чудесно… я не сомневалась, что ты еще не потерян…
В данный конкретный момент времени Нкрума Одхиамбо из славного рода Тафано не отказался бы потеряться, сгинуть где-нибудь в песках Великой пустыни или, на худой конец, в Большом пылевом облаке Ифферно, которое по новым данным считалось условно разумным, а потому было запрещено к посещениям.
Но он лишь кивнул.
И позволил взглянуть на матушку сквозь ресницы. Выглядела та подозрительно довольной, что предвещало близкие перемены в жизни Нкрума.
— …и эта выходка… слишком нелепа, чтобы за ней не искали второго дна, — матушка положила сумочку на столик.
Щелкнула пальцами.
И приняла стакан с ледяной водой. Сделала глоток, прополоскала рот и сплюнула в приоткрытый венчик сацеллии. Получив долгожданную влагу, тот захлопнулся и свернулся в темно-красный шар. Шар втянулся в горшок, но не прошло и минуты, как на поверхности его появились тонкие иглы с капельками нектара…
— Да, пожалуй… будет интересно…
…и где-то в углу комнаты зазвенела глупая пустынная муха, разбуженная сладким этим ароматом.
— Итак, дорогой, — матушка проследила за полетом насекомого, которое вилось, привлеченное нектаром, но не спешило испробовать его. — Послезавтра корабль подойдет к внешнему кольцу… времени, чтобы приготовиться ко встрече…
Муха замерла.
Желтое полупрозрачное тело ее преломляло свет. Дребезжали слюдяные крылья.
Она казалась обманчиво неподвижной.
— …дом убрать… гости… мы обязаны представить твою избранницу всем… надеюсь, она окажется милой… если нет, это не так и важно…
Не важно?
Да…
— Для тебя, дорогой, она будет самой прекрасной женщиной во вселенной… надеюсь, пол-то ты не забыл указать? Потому что если забыл, то вполне возможно, он будет самым прекрасным мужчиной во вселенной…
Нкрума сглотнул.
Громко так.
А муха опустилась пониже. Она зависла над особенно крупной каплей, в которой отражалась и сама, и еще частично — белый потолок комнаты. Капля дрожала, муха колебалась.
Ее мучил голод.
И опасения.
— …но мы ведь надеемся на лучшее, верно? — матушка ободряюще похлопала по руке. — В конце концов, нашему народу давно пора покончить с вековыми предрассудками и замкнутостью, которая лишает мир благ цивилизации…
Нкрума вновь сглотнул.
Он в упор не помнил, указывал ли в анкете пол… ему это казалось очевидным, там, в пустыне. А теперь…
Самец.
Самка… гермафродит? И какие еще есть варианты?
Воображение нарисовало мелкого рыжего самца, покрытого частично хитином, частично — чешуей. И шелка традиционного облачения невесты-круона сползали с могучих плеч его, задерживаясь на россыпи хитиновых выростов. Невест тянул суставчатые руки, желая заключить Нкрума в горячие свои объятья.
Щелкали жвалы в жажде поцелуя.
Дрожали веерообразные усы, роняя шелуху отлущенных чешуек… и в фасеточных глазах невеста читался молчаливый укор.
Нкрума вздрогнул.
И покосился на столик. Под ним, конечно, не спрячешься, но если взять катер… и запросить политического убежища…
— Ты вот-вот станешь членом Галактического Совета, что огромная честь и для тебя, и для нашей семьи… — матушкин голос звучал ровно, с верной толикой пафоса.
Муха опустилась ниже.
Коснулась хоботком нектара… и уверившись, что капля безопасна, опустилась на ловчий отросток.
— …хотя, конечно, не понятно их желание видеть в совете самца… войны — это одно, а управление государством — совсем другое…
Ловчий отросток покачнулся.
Свернулся.
И исчез под землей вместе с мухой, ныне облепленною сладким пищеварительным соком сарцеллии.
— …но это не важно, главное, что этим браком мы продемонстрируем уважение к межнациональным ценностям Империи и готовность…
Муху было жаль.
Но себя жальче.
— Мам, а может…
Воображаемый невест выпустил дыхательные отростки, на которые мигом налип песок…
…нет, братец не столь безумен, чтобы пропустить пункт столь важный…
…или…
…никто ведь не рассчитывал, что они и вправду кого-то да найдут…
— Мам, — Нкрума решился прервать речь матери. — А может, просто неустойку выплатим, а? У меня ведь есть деньги…
Невест погрозил клешнями. Он был тверд в своем желании выйти замуж и, подтверждая серьезность намерений, выплеснул маслянистый железистый секрет, который растекся по хитину.
— Нет, дорогой, — матушка хищно улыбнулась. — В роду Тафано никто и никогда не отступал. Поэтому ты встретишь свою невесту… женишься на ней. И будешь счастлив в браке. Ясно?
Над горшочком с сарцеллией поднялось розоватое облачко ароматных семян.
Глава 7
Я закрыла глаза.
И досчитала до десяти. Потом на всякий случай — и до ста. Так оно верней, ибо, если мне примерещилось, то путь отмерещится обратно.
Я домой хочу!
И даже на работу, а это уже, поверьте, показатель.
Главное, подальше отсюда.
Глаза открывала поочередно. Сначала правый, слегка дальнозоркий, потом левый, который, верно, компенсации ради, был несколько близорук. В среднем, если верить статистике, зрением я обладала идеальным или близким к тому.
Статистике я не верила.
И сейчас готова была понадеяться, что оное зрение меня подвело.
Но нет. Никуда не исчезла кают-компания — а разнообразия ради я решила называть это помещение именно так — и компания, в ней собравшаяся.
Серые стены.
Псевдоокно с унылым пейзажем — то ли горы, то ли барханы, но какого-то деприссивно-бурого колера, и болотного оттенка небеса. Низкие диваны, покрывала, не то рваные, не то плетеные с дырками… мягкий розовый пол в дырочку.
Или ямочку.
Он пружинил под ногами и я не могла отделаться от ощущения, что, стоит сделать неверный шаг, и пол разверзнется.
Вся троица собралась здесь же.
Ицхари устроился на полу, хитро изогнув брюшко. И четыре шипастые конечности превратились в своего рода подпорки. Крылья же распахнулись и вновь сменили цвет…
Рептилоид свернулся клубочком на пуфике. Глаза его были прикрыты, а зоб мелко и часто пульсировал. По шкуре же бежали лиловые и розовые полосы… пожалуй, в обстановку моей комнаты Визаро чудесно вписался бы.
…менталист — толстое неповоротливое создание с редуцированным панцирем — забился в угол. На меня он смотрел, не моргая… может, не умел просто?
Главное, что больше я не испытывала желания снести десяток-другой яиц.
Хорошо.
— Поверьте, — щелкнули жвалы, а на крыльях проступили бледно-желтые пятна. — Нет причин для паники. Совершенно.
Это он, конечно, лукавил.
Причина была.