Глупо хихикнув, делаю очередной глоток спасительно напитка и падаю на деревянную лавку. Ноги только и ждали, пока их протянут. Больше никогда не стану покупать туфли на шпильке. Мужики на меня все равно не смотрят, для кого наряжаться? Так и умру, старой, никому не нужной девой. Становится так жалко себя, хочется кричать в небо: «за что?». Я была послушной девочкой, никому зла не делала, где же мой принц? Пусть неказистый паренек, с маленькой зарплатой и большой любовью к компьютерным играм, я уже и на такого согласна. Боженька, пошли мне мужчину, можно плюгавенького, главное, чтобы любил, а с остальным я сама разберусь.
Ночь сегодня, словно отражение состояния моей души. Огромная луна взошла над городом и окропила своим красным сиянием каждый дом и каждую улицу. Залюбовавшись этой красотой, не замечаю, в какой момент рядом появляется сгорбленная бабка с тростью в одной руке и авоськой в другой. Божий одуванчик в платочке и стареньком сарафане в горошек. Почти полночь, а она по улицам бродит и не спится же.
— Дорогуша, надеюсь, я не помешаю тебе? — Интересуется она скрипучим голосом и, не дожидаясь ответа, садится рядом.
Из авоськи раздается громкий удар стекла, бабка хихикает и говорит:
— Кефирчику захотелось перед сном.
В таком состоянии мне неинтересно, где она в наше время нашла кефир в стеклянных бутылках, у меня тут проблемы посерьезней. Вот так захочешь пореветь в одиночестве и то не дают. Ну что за жизнь такая?!
— А ты чего это тут сидишь совсем одна? — Старушка щурит один глаз и противненько посмеивается, смотря на полупустую бутылку. — Веселишься?
— Не до веселья мне, — бурчу, шмыгая носом, — все подруги замуж вышли, одна я никому ненууууужнаяяя.
Бабка, наверное, думает, что я сумасшедшая, сижу тут, в алкоголичку превращаюсь еще и вою на луну, размазывая слезы вместе с тушью по лицу.
— Ты чего ноешь-то? — Удивляется бабуся, доставая из авоськи «кефир» пятнадцатилетней выдержки. Хорошо, однако, в стране пенсии подняли. — Так-то я не пью, но за компанию.
Протерев глаза, чтобы убедиться, что мне не привиделась старушка с коньяком, нервно икаю. С некоторыми бабками лучше не связываться.
— Рассказывай, что за беда у тебя. — Она делает еще один глоток, предварительно рвано выдохнув, как заправский алкаш.
— Замуж хочу, а мужика нет, — сама не знаю, почему рассказываю это ей.
Бабка осматривает меня с ног до головы, задерживая взгляд на декольте и задравшейся юбке.
— Что, прямо-таки ни одного?
— Ага, — снова шмыгаю носом, — они от меня бегут, как от прокаженной, а я уже и за самого черта замуж согласна.
— А вот с этого места поподробней. — Она придвигается ближе, в ожидании продолжения моей отповеди.
Кажется, я уже допилась и, мне померещилось, что глаза у старушки, блеснули кровавым оттенком. Все, пора завязывать с алкоголем, пока еще чего-нибудь не привиделось, и я не стала бросаться на каждого прохожего.
— Так и за черта замуж пойдешь? И не побоишься, что у него рога или хвост, например. — Старушка продолжает хихикать и строить невинные глазки, попивая дорогой напиток.
— Да был бы мужик нормальный, а хвост — меньшее из зол. — Отвечаю не задумываясь, махнув свободной рукой.
Был у меня один знакомый с игровой зависимостью, золотой мужик, я бы с радостью обменяла его проблему на хвост или рога, и жила бы припеваючи. Только и он от меня убежал. Я не ханжа, мне мало надо для счастья, крепкого плеча будет достаточно.
— И что, даже бояться не будешь? — Ей точно пора переставать баловаться «кефирчиком».
— А чего мужика бояться, его любить надо. — Мечтательно закусываю губу. Ох, как бы я любила его. — Мне вот любить не кого, поэтому и на рогатого согласна, можно даже не одного.
— Эх, девчуля, тебя-то я и искала. — Бабуся бережно прячет свое сокровище в авоську и хлопает в ладоши.
— Куда искали? Зачем? — Не поняла я, отсаживаясь подальше от этой ненормальной.
— Ты замуж хочешь или нет? Не морочь мне голову и без тебя дел много. — Старушка злится, настолько, что уже и трость ей не нужна.