Мэйбл взяла сверток, который Женевьева обернула в коричневую бумагу и аккуратно перевязала бечевкой.
– Бог в помощь, – сказала миссис Шарп, чопорно поджав губы. – Я все думаю об этой бедной девушке и о той ситуации, в которой она оказалась. Мне кажется, в городе должна найтись семья, которая могла бы позаботиться о месте для нее.
– Ладно, по крайней мере, сейчас она при деле, – сообщил Джон. Настроение его мигом испортилось. – И она вовсе не у меня, миссис Шарп. Она живет в доме Джеймса.
– Вы не хотите приняться за землю вашего брата? Обрабатывать ее для его детей? – спросила миссис Шарп. – А как насчет ваших лошадей?
Глаза Женевьевы затуманились, когда Джон пытался уклониться от ответа на эти каверзные вопросы, – ее отзывчивое сердце чувствовало его боль. Девушка глубоко вздохнула.
– Я уверена, что у Джона не было времени составлять планы, миссис Шарп, – проговорила она, давая стоявшему рядом мужчине возможность собраться с мыслями.
Джон откашлялся и с благодарностью посмотрел на Женевьеву. Он подбирал слова осторожно, зная, что сказанное им сейчас уже к вечеру станет известно всему городу.
– Я только что продал своих двухгодовалых, закончил заготовку сена и жду зимы. По правде говоря, когда я заканчиваю дневную работу, у меня не остается сил на принятие каких-либо решений, – процедил он сквозь зубы.
– Я искренне сочувствую этим детям, – сказала миссис Шарп, неуверенно посмотрев на Джона. – Но я знаю, что вы делаете все, что можете, – добавила она и ободряюще кивнула ему, собираясь уходить.
Джон коротко кивнул в ответ. Медленно пятясь, Мэйбл Шарп поплыла к выходу.
Женевьева улыбнулась, когда Джон обернулся к ней, и его губы расплылись в ответной улыбке.
– Я не хотел вести себя так грубо, Женевьева, – сказал он со вздохом. – Я понимаю, что она хотела как лучше…
– Я была так рада видеть вас всех вчера в церкви, – проговорила девушка, приводя в порядок прилавок и откладывая в сторону рулон ткани, которую выбрала Мэйбл Шарп для своего нового платья.
– М-м… Отчасти поэтому я и пришел сюда, – сказал Джон, понизив голос, хотя, кроме Женевьевы, никого рядом не было. Магазин был пуст, если не считать маленького мальчика, чьи глаза были устремлены на банку леденцов в противоположной части помещения.
Женевьева задумалась.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, отряхивая передник.
Джон оглядел фигуру девушки с заметным удовольствием.
– Платье, которое на тебе, Женевьева, – проговорил он. – Сколько ткани нужно купить, чтобы сшить похожее?
Ее глаза удивленно расширились. Потом она взглянула на свое ярко-голубое клетчатое платье из льняной ткани, которое мама сшила для нее на прошлой неделе. С чисто женским изяществом она оправила манжетку и задумалась над его вопросом.
– Примерно семь ярдов, – оценила она. – Но можно сделать платье немножко поуже, и тогда материала уйдет меньше, – сказала она, чуть приподнимая подол и демонстрируя его ширину.
– Нет, – заявил он, упрямо покачав головой. – Я не собираюсь срезать углы. Я хочу купить подходящий отрез для Лотти, чтобы сшить ей платье к следующему воскресенью. На прошлой неделе все свое свободное время она провела с Сисси, и я уверен, что она даже не подумала о том, чтобы сделать что-нибудь для себя.
– Мне остается только обнять тебя, Джон, – радостно улыбнулась Женевьева. – Я думаю, уже очень давно никто не заботился об одежде для Лотти.
При ее словах Джон покраснел.
– Я задолжал ей почти двухнедельную зарплату, – объяснил он, доставая из кармана кожаный кошелек. Вместе с ним он вынул листок бумаги, который аккуратно развернул и положил на прилавок.
– Что это? – спросила Женевьева, наклоняясь, чтобы разглядеть нарисованное на листке.
– Я обвел контур ее ботинка, – объяснил он, смущенно поднимая глаза. – Она носит чьи-то обноски, и они ей малы.
Женевьева восхищенно захлопала в ладоши.
– Теперь я действительно могу тебя обнять, Джон! – воскликнула она. – Лотти будет так рада!
– Гм… я надеюсь, – пробормотал он. – Она непредсказуемый ребенок.
– Я думаю, она чудесный ребенок, – тихо сказала темноволосая девушка.
Она пристально и задумчиво посмотрела на Джона. Затем повернулась и вытащила из-под прилавка рулон полосатой бело-розовой ткани.
– Когда она выбирала отрез для Сисси, ей очень понравилась эта материя, – сказала Женевьева, разворачивая рулон и приподнимая ярко вспыхнувшую на фоне ее белого передника ткань.
Джон кивнул, обрадовавшись, что выбор можно было сделать так просто, и уверенно указал на рулон ткани:
– Отрежь столько, сколько, по твоему мнению, ей понадобится. – Вдруг ему в голову пришла новая мысль, и он снова поднял руку: – Да, и добавь еще на платье Сисси. Она говорила Лотти, что хотела бы походить на нее.
Засунув руки в карманы, Джон наблюдал за ловкими движениями Женевьевы, следовавшей его указаниям. Он улыбнулся, представив себе восторг Сисси по поводу такой удачи. Два новых платья одновременно наверняка были ее голубой мечтой.
– Теперь… – сказала Женевьева с веселой улыбкой, заворачивая покупку и добавляя в сверток моток ниток и три коробочки розовых пуговиц, – теперь выберем еще одну покупку.
Она взяла сверток под мышку и, схватив листок, лежавший на прилавке, направилась в другой конец магазина, где были расставлены ботинки и туфли.
– Что именно нам нужно? – спросила Женевьева, приподнимая узкие ботиночки, застегивающиеся сбоку на ряд черных сверкающих пуговиц. – Эти очень модные, Джон, – сказала она, поглаживая мягкую кожу и дотрагиваясь до изящного каблучка.
Джон медленно покачал головой.
– Нет, эти не подойдут, – решил он. – Они прекрасны, но потеряют весь свой блеск после путешествия в амбар или похода в курятник.
– А что ты скажешь о воскресном выходе в церковь? – спросила Женевьева, вызывающе подмигнув.
Джон засмеялся:
– Не кокетничай со мной. Это не поможет тебе продать лишнюю пару обуви.
Она ответила ему веселым смехом, снова подмигивая.
– Джон, я знаю тебя слишком давно и знаю, что кокетничать с тобой – пустая трата времени. – Девушка улыбнулась.
– Я вижу, ты не меняешься, Женевьева. Ведь ты кокетничаешь с каждым вторым покупателем. – Он оперся ладонями о прилавок и пристально посмотрел в ее голубые глаза. – Когда ты собираешься, наконец, где-нибудь… приземлиться и сделать выбор? – спросил он с мягкой иронией. – Ты слишком красива и элегантна для того, чтобы всю жизнь стоять за прилавком. Тебе бы стать хозяйкой дома какого-нибудь хорошего человека.
Ее взгляд смягчился, и он заметил, что глаза девушки наполнились слезами. Она часто заморгала, сдерживая слезы, и грустно улыбнулась.
– Ничего большего мне бы и не хотелось, – прошептала она. – Может быть… если это что-то решает… – Она подняла к глазам свою тонкую руку, чтобы смахнуть непрошеную слезу.
Джон был поражен. Он никак не ожидал, что кокетство Женевьевы – всего лишь маска. Он коснулся кончиками пальцев ее щеки.
– Я не хотел сделать тебе больно, – сказал он. – Могу ли я чем-нибудь помочь?
Она покачала головой и через силу улыбнулась. Потом достала из кармана передника кружевной платочек и поднесла к своим заплаканным глазам.
– Нет, Джон, у меня все в порядке. Пожалуйста, забудь о том, что я говорила, – тихо произнесла она.
Вихрь закружился у него в голове, когда он попытался вспомнить всех молодых людей, которые влюблялись в стоящую перед ним очаровательную девушку. Около дюжины мужчин смотрели голодными глазами на дочку хозяина магазина. Но претенденты на ее руку и сердце оставались ни с чем.
История ее матери-француженки была известна в Миль-Крике. Дама, живущая в большом двухэтажном доме за белым забором, ежедневно часами играющая на пианино, совсем не походила на других обитателей городка. Обожаемая своим скромным мужем и дочерью, в которой она души не чаяла, Мария Слокум жила как герцогиня. От этой светской женщины и коренастого лавочника и произошло темноволосое создание, которое очаровывало мужское племя, будучи еще подростком. Женевьева уже давно привыкла к восхищенным взглядам и была со всеми одинаково дружелюбна. Но сейчас… в кого влюблена Женевьева? Это оставалось для Джона загадкой, и он решил обдумать это как-нибудь потом.