Он крепко и властно удерживал ее одной рукой, а другая тем временем скользила вверх и вниз по изгибам ее тела. Лотти задержала дыхание, когда его пальцы стали осторожно гладить ее грудь, сразу набухшую от этих прикосновений. Воспоминание о его губах, о том, как он касался ее, вызвало дрожь, все тело ее напряглось.
Лотти услышала в темноте его тихий смех, и ее глаза сузились – она пыталась разглядеть лицо Джона. Но движение его руки вновь заставило ее затрепетать. Глаза Лотти закрылись, она наслаждалась его ласками.
Джон снова и снова касался ее затвердевших сосков. Лотти вздрогнула от ощущения тепла, которое растеклось до самого низа живота. Ее ноги дернулись, и она издала гортанный звук, вновь вызвавший короткий смешок у мужчины, склонившегося над ней.
– О, Лотти, – пробормотал он ей прямо в ухо, – ты такая прелесть. И как только я мог оставлять тебя одну так долго?
Он коснулся губами ее лба. Лотти сходила с ума от его горячего дыхания, от прикосновения его сильных пальцев, скользивших по нежной груди.
Это было нечто не поддающееся описанию. Ошеломленная его горячими влажными поцелуями, которыми он осыпал ее шею, Лотти повернула голову, и их губы встретились, возобновляя игру, начатую в постели. Впервые она познала сладость поцелуя неделю назад и с тех пор постоянно жаждала повторения. Ожидание только сильнее разожгло желание, она чувствовала, что готова отдать все на свете за то, чтобы вновь ощутить у себя во рту его горячий язык. Сейчас Лотти наконец-то дождалась этого, он был с ней, и она приоткрыла рот, впуская его.
Его руки вытворяли то, что казалось ей просто невероятным. Они блуждали по ее грудям, сжимая и лаская их, непрерывно гладя, от чего они увеличивались. Из ее горла уже готов был вырваться стон в ответ на его ласки, но тут новое ощущение захватило ее.
Лотти вздрогнула, когда он начал осторожно посасывать ее губу. Он снова засмеялся своим гортанным смехом, и она тоже засмеялась, сообразив, что это игра.
– А ты вкусная, Лотти, – пробормотал он, не отрываясь от ее губ. – Такая же вкусная, как и…
Его губы медленно переместились к глубокому вырезу ее рубашки.
Она снова затрепетала от ощущения, пронзившего ее, от неожиданно вспыхнувшего горячего желания. Из ее горла вырвался негромкий крик, когда его руки крепко обхватили ее тело. Впившись пальцами в мягкие ягодицы, Джон с силой прижимал Лотти к себе, жаждя соединения.
Подол рубашки был поднят, и на мгновение он выпустил девушку из своих объятий – но только на мгновение, потребовавшееся ему, чтобы стащить мягкий муслин через ее голову и отбросить в сторону. Ночная прохлада заставила ее искать его тепла, и он улыбнулся в темноте, он понял, что холод помог ему.
Лотти уже на сопротивлялась, она поддалась на нежные прикосновения его рук, его губ. Она дернулась, когда рука Джона легла на ее бедро, но ласковый шепот уговорил ее покориться его дерзким пальцам. Борьба в душе Лотти была окончена. Она отдала свое сердце человеку, который ласкал ее сейчас в темноте, и Лотти вдруг осознала, что Джон Тиллмэн держит в своих могучих руках ее будущее.
Она извивалась под его прикосновениями, выкрикивая, его имя и наслаждаясь счастьем, которое он ей дарил.
Его плоть вошла в нее, и их соединение было и болезненным, и прекрасным одновременно. Тугой узел внутри нее ослаб, ее переполняли волны наслаждения, которое она не могла себе даже представить.
– Джон… – Ее шепот звучал для него как подарок. Этот робкий отклик сказал ему все, что он хотел знать. Она задвигалась, и он чуть приподнялся над ней.
– Я слишком тяжел для тебя, любимая, – ласково прошептал Джон, улыбаясь и глядя на нее со странным новым чувством, возникшим в его душе.
Это была гордость за свою невесту, чувство преклонения перед ее чистотой, и он брал ее невинность со всей нежностью, на какую только был способен. В деле, древнем как мир, но свежем, как завтрашнее утро, он отдавал ей лучшее, что мог предложить, – он отдавал ей всего себя. И его женщина как бы излучала сияние, и радость победы охватила его.
– Ты прекрасна, Лотти, – выдохнул он, понимая, что так оно и есть. Скромная маленькая сиротка, вошедшая в его жизнь несколько недель назад, преобразилась под волшебным действом их соединения в прекрасное создание с сияющим ликом и золотыми волосами и продолжала искушать его.
– Я не прекрасна, Джон, – сказала она, тихонько вздыхая. – Но я рада, что ты так считаешь, – добавила она, чуть помедлив, и провела ладонью по его щеке.
– Ты моя жена, Лотти, – сказал он с гордостью обладателя, которая придавала особый смысл этому слову.
– Я не знала… – нерешительно произнесла она. – Никто никогда не говорил мне о…
Она не договорила – он закрыл ее рот поцелуем.
– Я знал, что тебе это незнакомо, любимая, – сказал он с улыбкой. – Мы никогда больше не будем заниматься этим в доме с двумя детьми у нас над головой. Ты простишь меня за то, что я приволок тебя сюда и сделал сено нашей постелью?
– Гм-м-м… – Ее шепот был именно тем ответом, которого он ожидал. – Но я начинаю немного замерзать, Джон. Можем мы накрыться этим одеялом? – спросила она, пошевелившись под ним.
– Я думал, что ты очень хорошо накрыта, милая, – проворчал он шутливо. – Это я открыт холодному воздуху. – И, ухватив одеяло за угол, он накинул его себе на спину. – А теперь, – прошептал он ей в ухо, – я научу тебя еще кое-чему.
Солнце еще никогда не светило так ярко, подумала Лотти, забираясь в повозку. Руки Джона на ее талии были теплыми, а его улыбка – сияющей, когда она повернулась, чтобы встретить его взгляд. Утренний холод уходил, лужи на земле подсыхали, превращаясь в мокрые грязные пятна. Сидевшие сзади дети поеживались, кутаясь в свои одежки.
Лотти тоже завернулась в шаль, завязав ее причудливым узлом. Подарок Женевьевы, который она придерживала у горла, являлся прекраснейшим образцом ручной работы – ничего подобного она раньше не видела. Хотя день обещал быть теплым, в этот ранний час в воздухе чувствовалась прохлада, так что следовало бы надеть теплое пальто. Но Лотти просто не могла скрывать свое новое платье, поэтому предпочла закутаться в шаль.
Джон устроился рядом и крепко обнял ее за плечи, прижимая к себе и пытаясь согреть своим теплом.
«Она и сама как утро», – подумал он и улыбнулся.
Проснувшись позже обычного после «путешествия» в сарай, Лотти увидела детей, голодных и удивленно смотревших на нее и на дядю, уютно устроившихся в постели. Джону стало жаль ее, красную от смущения и растерянности. Он надел штаны и направился в сарай, Томас последовал за ним.
Наконец корова была подоена и куры накормлены. Лотти окончательно пришла в себя и принялась хлопотать на кухне. Она уже успела одеться сама и одеть Сисси.
Девочка болтала как сорока – малышку переполняла энергия. Путь до коляски явился для нее событием: она шла, держа за руки двух взрослых людей, которые заменяли ей весь мир.
– Джон!
– Гм-м-м? – Он повернулся к Лотти, и в первый раз за это утро она встретилась с ним взглядом.
– Все теперь узнают? – спросила она.
– Что узнают, Лотти? Что мы поженились? – Он озадаченно нахмурился.
Молодая женщина отрицательно помотала головой, и ее глаза закрылись на мгновение – Лотти обдумывала, как объяснить, что именно она имела в виду.
– Нет… не это. – Она снова покачала головой. – Они узнают, что мы делали?
Это было произнесено так тихо, что ему пришлось наклониться ниже, и то, что он расслышал, тронуло его до глубины души.
Джон откашлялся, сдерживая смех.
– Все супруги делают то, что делали мы, Лотти, – прошептал он ей на ухо.
– Правда? – Глаза ее расширились.
Джон старался выглядеть серьезным, но все же не сумел удержаться от улыбки.
– Правда-правда, все это делают, – подтвердил он.
Лотти откинулась на спинку сиденья; у нее не укладывалось в голове, что такими вещами, с которыми ознакомил ее Джон на сеновале, занимаются степенные пары, прихожане методистской церкви. Это невозможно, решила она, поразмыслив. Нет, акт любви, безусловно, не может являться таким обычным делом.