– Запереть на засов? – спросил он, поставив кувшин на стол. – Уже совсем стемнело, а дядя Джон вряд ли вернется скоро. – Его голос дрожал, когда он произносил последние слова.
Лотти стиснула зубы, глядя, как мужественно этот ребенок переносит свалившееся на него горе. Страдание было написано на его лице, глаза, затуманенные болью, смотрели печально, но он держал боль внутри себя, не давая чувствам вырваться наружу. Мальчик то и дело поглядывал на свою сестренку, как бы оберегая ее взглядом. Он часто смотрел и на Лотти, готовый в любую минуту помочь ей в приготовлении ужина.
– Ваш дядя живет с вами, Томас? – спросила Лотти, переворачивая аппетитное и ароматное мясо и осторожно отступая назад, чтобы не забрызгать жиром платье.
– Нет, мэм, – ответил он. – Его дом недалеко отсюда, ближе к городу.
Лотти нахмурилась, напрягая память.
– Но я не видела другой фермы по пути сюда. Кроме тех, что находятся около самого Миль-Крика, – медленно проговорила она.
Томас подошел ближе, глядя на шипящее, на сковородке мясо, наполнявшее жилище соблазнительными запахами.
– Его дом стоит подальше от дороги, у реки. До него около мили, и он за холмом, так что его нельзя увидеть с дороги, – объяснил мальчик, облизывая губы и с жадностью вдыхая ароматы пищи.
Лотти улыбнулась, понимая его нетерпение. Ее ноздри также трепетали, когда она вдыхала аппетитный аромат жареного мяса.
– Можно накрывать на стол. Томас, ты не поможешь сестренке вымыть руки?
– Да, мэм, – ответил мальчик.
Он стащил Сисси со стула и отвел ее к умывальнику. Затем взял тряпочку, лежавшую на краю ящика, и опустил ее в кастрюлю с водой, которая стояла в раковине. Намочив тряпку, мальчик принялся протирать крохотные пальчики Сисси. Он осторожно проводил куском грубой холстины по ее личику, делая легкие мазки там, где раньше оставили след уже высохшие ручейки слез.
– Томас, мне же больно! – протестовала малышка, сморщив нос, кривя губки и всячески стараясь уклониться от умывания.
– Я же осторожно, Сисси, – терпеливо уговаривал сестру Томас, оттирая пятно с ее подбородка.
Сисси с трудом терпела эту процедуру, ее губы были надуты, глаза зажмурены. Лотти отвернулась, чтобы спрятать невольную улыбку при виде такой детской терпеливости. На какое-то мгновение она увидела, какой могла бы стать ее жизнь, если бы был жив Джеймс Тиллмэн, а она бы стала его женой. И с грустью подумала о том, что эти дети могли бы стать ее детьми, а этот дом…
Лотти встряхнула головой, отгоняя подобные мысли. «Мечты – пустая трата времени, – любила говорить мисс Конклин в приютской кухне. – Всегда ожидай от жизни худшего – таким путем тебе удастся избежать разочарования». Это было лишь одним из ее убеждений, которые вбивались в голову Лотти в течение многих лет.
Девушка наполнила тяжелые миски горячей, дымящейся овсянкой, по краям мисок выложила набухшие изюмины. Сисси вскарабкалась на стул и уселась, поджав под себя ноги – так ей было удобнее тянуться к еде. Томас, сложив перед собой руки, подал предостерегающий знак сестре, потянувшейся за ложкой в кувшине. Лотти с некоторым запозданием села на свое место и сложила ладони у подбородка. Прикрыв глаза, она застыла в раздумье.
– Мэм? – вопросительно посмотрел на нее Томас.
Лотти наклонила голову и помедлила мгновение. Что могла она сказать? Какие слова были бы уместны в этом доме, где счастье оказалось таким хрупким? В доме, где двое маленьких детей лицом к лицу столкнулись со смертью…
Слова всплыли в ее памяти, и она произносила их тихим голосом, механически повторяя то, что в детстве слышала от пастора по три раза в день:
– …благодарим Тебя за то, что Ты ниспошлешь нам. Аминь.
Дети повторили за ней последнее слово и уже без дальнейшего промедления потянулись к ложкам. Лотти также приступила к трапезе, наслаждаясь запахом овсянки и сравнивая ее с кашей, которой питалась, когда была ребенком. Жидкая и водянистая, скупо приправленная снятым молоком – пожертвованием от местного бакалейщика, делавшего масло для продажи, – такую кашу обычно и подавали детям на завтрак в приюте.
– Обожаю изюм, – с набитым ртом сказала Сисси.
– Папа купил его, когда продал излишки урожая кукурузы, – объяснил Томас. – Еще он купил желтый сахар и немного чаю.
– Ваш папа любил чай? – поинтересовалась Лотти, ей не часто приходилось пить чай, и этот напиток был для нее редким удовольствием.
– Не-а, он больше любил кофе. Но мама всегда пила чай. Она его нам тоже давала. С молоком и с сахаром. – Мальчик сунул в рот ложку и огорченно пожал плечами. – Папа делал чай не так вкусно, но мы все равно пили. Нам не хотелось его огорчать.
– Может, попьем чаю за завтраком, если вы хотите, – предложила Лотти, меняя тему разговора.
– Я люблю чай, – заявила Сисси. – Я хочу попить его утром.
«Слава Богу», – с облегчением подумала Лотти. Сисси была очень жизнерадостным, неунывающим созданием, способным принимать заботу от незнакомого человека.
– Утром ты мне поможешь, – пообещала девочке Лотти. – Пока Томас будет заниматься другими делами, мы с тобой приготовим завтрак. – Лотти вопросительно взглянула на мальчика: – Какие у тебя домашние обязанности? Тебе потребуется помощь?
– Сюда приедет дядя Джон, – ответил Томас. – Мне надо будет только покормить кур и присматривать за ними в течение дня. Еще папа учил меня доить Рози, и я должен относить помои свиньям.
– Какие помои? – спросила Лотти. Кормление свиней представлялось ей крайне неприятной работой.
– Остатки молока и другой еды, какая есть в доме, – бойко объяснил Томас.
Насколько она себе представляла, пищевых отходов должно остаться совсем немного, явно недостаточно для свиней. Лотти думала об этом, пока дети очищали свои миски и облизывали с пальцев жир. После этого Сисси тяжело вздохнула.
– Я хочу спать, – сказала она. – Мисс Лотти, я очень устала.
– Тебе столько сегодня пришлось пережить, что это меня ничуть не удивляет, – едва слышно прошептала Лотти, быстро убирая со стола и складывая в раковину грязную посуду.
Она открыла бак, стоявший сбоку от плиты, и с облегчением увидела, что он полон. Очевидно, его наполнили еще рано утром. Маленьким ковшиком она зачерпнула воды, поднесла его к раковине и вылила на грязную посуду.
– Где у вас лежит мыло, Томас? – спросила она, пытаясь найти его на ощупь под раковиной.
– Вон там, – сказал он, указывая на стеклянную банку с клейкой серой массой.
Взяв немного мыла, она бросила его в воду, где отмокала посуда.
– Сейчас мы тебя умоем – и в постель, – сказала Лотти, поманив девочку пальцем и ласково ей улыбнувшись.
Маленькие ручки потянулись к девушке, и на сонном личике появилась кривая гримаска. Глубоко дыша, Сисси уткнулась носом в платье Лотти и удовлетворенно вздохнула.
– Ты хорошо пахнешь, – сонно пробормотала она.
– Это всего лишь мыло, вода и немного розового масла, – сказала Лотти, посмеиваясь.
За полчаса она управилась с мытьем посуды и уложила Сисси в ее кроватку на чердаке. Лотти отвергла предложение Томаса оставить на ночь топиться печь.
– Нам ночью будет достаточно тепло и без нее, – твердо сказала она. – Нет никакой необходимости расходовать дрова.
Дверь была заперта на засов, который плотно входил в скобы, вбитые в косяк.
Томас широко зевнул, направляясь к лестнице.
– Спокойной ночи, мэм, – сказал он. Поднявшись на вторую ступеньку, он с надеждой в голосе спросил: – Вы ведь будете здесь завтра, правда?
От взгляда мальчика что-то екнуло в груди у Лотти. Она чуть-чуть помедлила с ответом.
– Конечно, я останусь. И не уеду, пока я нужна вашему дяде Джону.
Джон Тиллмэн спал посреди благоухающего свежескошенного сена. Этим утром он вдыхал его запах, совсем не улавливая тонкого, как у изысканных духов, аромата.
Джон Тиллмэн не впервые ночевал в сарае у брата, на мягком сене, укутавшись в старое одеяло.