Глава 14
С изумлением Лотти ощущала, как по телу ее разливается приятное тепло. Она смутно догадывалась: все, что должно было произойти, вновь доставит ей неизъяснимое удовольствие.
На этот раз он был более настойчив, более тороплив, словно что-то заставляло его спешить. Она почувствовала на своей шее его прерывистое дыхание, когда он опустил голову, чтобы вдохнуть ее аромат. И пальцы его касались ее грудей.
Ее охватило чувство ликования, когда она ощутила силу его желания, трепетную торопливость его прикосновений. С чувственностью, которой она в себе и не подозревала, она извивалась под ним, и ее плоть устремлялась навстречу теплу его рук. Лотти чуть прикрыла глаза, ее веки отяжелели, и она улыбнулась, погружая пальцы в золото его волос. То, что ее пальцы, ее руки могли быть так чувствительны, когда прикасались к его телу… что она так легко поддалась его чарам, – это было невероятно.
Теплота его губ оставляла легкий холодок на ее теле, и Лотти чувствовала, как его губы и язык пробуждают к жизни соски ее грудей. Огонь желания ее сжигал; она приоткрыла рот, слабо застонав от наслаждения.
Никогда еще она не ощущала себя такой испорченной, так вольно распоряжающейся своим телом. Краска стыда заливала ее щеки. Что он подумает о ней, если она может лежать перед ним бесстыдно обнаженной? И вдруг он оторвался от нее и проговорил с болью в голосе:
– Этой ночью я не стану спрашивать разрешения, Лотти.
– Разрешения на что? – выдохнула она с трудом.
Он коснулся губами облюбованного места на ее груди, и его глаза потемнели, когда он почувствовал немой отклик на это прикосновение.
– Я буду делать с тобой все, что захочу.
Окна были чуть приоткрыты, но Лотти задрожала не столько от холода, сколько от мрачного взгляда, которым Джон смотрел на нее. Он не улыбался, его глаза казались темными и печальными, и это о многом говорило ее сердцу.
– Я не знала, что ты должен спрашивать моего согласия, Джон. Я думала, что, как мой муж, ты имеешь полную власть надо мной. – Ее голос, как ей показалось, звучал как-то слишком спокойно, в то время как сердце билось все быстрее.
Он молча кивнул, пристально глядя на нее, и снова она почувствовала в нем что-то незнакомое, и это было странно для человека, проведшего с ней в постели не одну ночь.
– Я должен спрашивать твоего согласия, Лотти, – сказал он.
Затем его уста снова приблизились к ней, и она уже не видела его глаз, как будто он закрыл их, чтобы скрыть боль во взгляде.
Его руки были жесткими и сильными, его шершавые ладони едва касались ее кожи, как будто он старался сохранить в памяти все изгибы ее тела. И она позволяла ему поднимать и опускать себя так, как ему было удобно. Чувства переполняли Лотти, она задыхалась, и с губ ее срывались сладострастные стоны и вскрики, звучавшие в его ушах как симфония.
Губы Джона следовали за его ласкающими руками, даря ей жгучее удовольствие. И даря ей это наслаждение, он получал ответный дар.
С искусством, которого и не предполагал в себе, он доводил ее до экстаза, его ласкающие руки увлекали Лотти на все новые высоты блаженства, уничтожая все приютские представления о скромности. Своей лаской и словами ободрения он добивался какого-то удивительного состояния, возвышающего их над физической близостью и объединяющего в единое существо.
Их тела напряглись в предвкушении высшего дара, который их ожидал. В душе Лотти ощущала это как дар более значительный, более важный, чем плотское удовлетворение… То было соединение душ, наполнявшее ее небесным блаженством.
На этот раз все происходит по-другому, подумал Джон. Все было не так, как в тех случаях, когда он просто наваливался на нее, чтобы доставить ей удовольствие и получить в ответ то же. Сейчас Джон понял: он достиг с Лотти большего, чем физическое удовлетворение, большего, чем радостный всплеск примитивного обладания, – он достиг глубоких чувств переживаний, о возможности которых даже не догадывался. Его случайные и редкие встречи с другими женщинами поблекли, и память о них потускнела в сравнении с той неожиданной радостью, которую он нашел со своей законной женой.
Так вот что значит быть единой плотью, думал он, лежа рядом с Лотти. В этом вся суть брачного союза – отдавать и брать.
Лотти чувствовала на своей коже его дыхание. Постепенно оба стали дышать более размеренно, но она продолжала крепко обнимать его мускулистое тело с непонятной ей силой, рожденной страстью.
«Я запомню это навсегда», – поклялась она себе, изумляясь своим мыслям. И ее сердце на миг остановилось, когда она задумалась о своем будущем. «Сегодня я была ему нужна, – с грустью размышляла Лотти. – Почему-то ему понадобилось мое тело, возможно, ему было удобно со мной. И благодаря этой его потребности и я получила свою долю наслаждения. Может быть, в последний раз…» И она с горечью вспомнила о тех обещаниях, которые они дали друг другу во время свадебного обряда.
Джону не хотелось отрываться от нее, он наслаждался теплом, которое она ему предлагала столь щедро.
Он покрывал ее лицо поцелуями, говорившими о том, как ему приятно быть с ней. И тихо спрашивал:
– Тебе хорошо? Я не был слишком груб?
Лотти медленно покачала головой и открыла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. И увидела в его голубых глазах, что ему с ней хорошо.
– Нет… – сказала она, наконец. Ее улыбка перешла в зевок, и Лотти с удивлением почувствовала, что ее клонит в сон.
– Ты хочешь спать? – произнес он насмешливым тоном.
Она кивнула и уткнулась лицом в его шею, вдыхая исходивший от него мускусный запах.
Лотти не могла понять, что ее разбудило. Откинув одеяло и надевая юбку, она напряженно прислушивалась. Возможно, это петух, подумала она, быстро застегивая лифчик и дрожа от холода.
– Лотти? – Голос Джона звучал глухо из-под одеяла.
Она повернулась к нему, и ее взгляд смягчился, когда он дотронулся до нее своей сильной рукой.
– Полезай обратно в постель, любимая, – зевнул он. – Не может быть, что уже пора вставать.
– Что-то разбудило меня, Джон, – сказала Лотти. – Я хочу выглянуть во двор и проверить, все ли в порядке. Как ты думаешь, может, что-то побеспокоило кур?
Джон снова зевнул и широко раскинул руки.
– Вряд ли, – протянул он с сомнением в голосе. – Но я посмотрю, чтобы тебя успокоить.
Джон поднялся, его ворчание заставило Лотти улыбнуться.
– Как это коврик оказался с твоей стороны постели? – удивился он. – Пол очень холодный.
Лотти была уже у окна и откидывала тяжелые шторы, чтобы выглянуть во двор.
– Оденься, – сказала она отрывисто. – По крайней мере, ночную рубашку и штаны. Тебе не будет так холодно.
– Это не поможет моим ногам, – проворчал он, натягивая на плечи подтяжки и заправляя в штаны свою ночную рубашку. – Я подложу немного дров… чтобы согреть комнату, – пробормотал он, направляясь к камину.
Джон провел руками по волосам, пытаясь пригладить их. Зевнув, пошевелил кочергой угли в камине, чтобы оставшийся жар помог заняться дровам, которые он собирался подбросить.
Лотти повернулась к мужу, наблюдая, как он сел на стул, как надевает сапоги, – но вдруг вся напряглась, уловив какой-то приглушенный звук.
– Ты слышал? – спросила она шепотом.
– Ружье… – пробормотал Джон, резко поднявшись и притопнув ногой, чтобы поудобнее обуть сапог. – Дай-ка мне куртку, Лотти.
Без колебаний она сняла с вешалки его тяжелую куртку и держала ее, пока Джон доставал винтовку из-за камина. Открыв коробку с амуницией, он жестом подозвал ее поближе. Набрав полные пригоршни патронов, он переложил их в карманы. Затем, повернувшись к Лотти спиной, быстро надел куртку.
– Что это может быть, Джон? – спросила она приглушенным голосом.
Лотти видела его хмурое лицо и быстрые движения рук, когда он проверял и заряжал винтовку. Он пожал плечами:
– Трудно сказать. Что-то да есть.
Джон резко вскинул голову, когда вновь раздался звук ружейного выстрела – на этот раз еще ближе к ним.