Раньше путь до фермы не казался ему таким долгим. Строения по обе стороны дороги проплывали мимо него точно в кошмарном сне. Следом за Джоном ехал фургон: Малыш Вилли погонял лошадей, преисполненный сознанием своей значимости, – он мчался туда, где стряслась беда. За ним мчалась коляска Стивена Буша, запряженная быстроногой кобылой.
Джон опасался самого худшего. Как с ее хрупким и нежным телом выдержать такое падение?! Его сердце билось в такт со стуком лошадиных копыт. Он боялся потерять женщину, которая проникла в его душу совсем недавно, но прочно обосновалась там – всего за несколько коротких дней она стала для него смыслом жизни.
Вот и развилка дорог, ведущих к ферме, – он выбрал более короткую, через поле, но по ней приходилось продвигаться очень осторожно, так как лошадь могла споткнуться на неровностях почвы. Вот, наконец, и старая конюшня. Джон натянул поводья, сдерживая бег лошади.
– Тпру… девочка… тпру, стой, – ласково приговаривал он, выпрыгивая из седла.
Рванув дверь, он сразу же увидел Томаса и Сисси. Они сидели на корточках, молча, глядя на неподвижное тело. Лотти! Он остановился у входа, сдвинул на затылок шляпу, пытаясь восстановить дыхание, но воздух с хрипом вырывался из его груди.
– Томас… – проговорил он натужным шепотом.
– О, дядя Джон! – Ребенок заплакал, вскакивая на ноги и рванувшись к двери. – Она упала, упала на пол. Я ничего не мог сделать… – говорил Томас, заливаясь слезами. – Мы с Сисси были наверху, на сеновале, и когда мисс Лотти поднималась по лестнице, она запуталась… или что-то еще… и упала! Она, она… – Томас уткнулся лицом в живот дяди, желая сказать еще что-то и обнимая его в полном отчаянии.
Джон рванулся к неподвижной фигуре женщины на полу; стремясь поскорее дотянуться до нее, он оттолкнул мальчика в сторону.
– Давай… помоги мне, Томас, – сказал он, глянув через плечо.
Опустившись на колени, Джон коснулся дрожащей рукой ее шеи. И закрыл глаза, облегченно вздохнув, когда нащупал четкий пульс.
– Лотти? – ласково проговорил он, нагнувшись к ее лицу. Его пальцы коснулись ее щеки, задержались на мгновение на лбу. – Она двигалась после того, как упала? – спросил он Томаса.
– Нет, сэр, – ответил мальчик.
– Дядя Джон, – прошептала Сисси, – я сидела рядом, чтобы заботиться о ней. Я держала ее руку, чтобы ей было не так больно.
– Ладно, дайте-ка мне осмотреть ее. Выйдите и ждите коляску, она уже близко.
Как только дети вышли, Джон осторожным движением выпрямил ноги Лотти. Затем задрал юбку до талии. Он ощупывал все ее тело, пока не удостоверился, что очевидных повреждений нет.
Опустив юбку, он поднял сначала одну ее руку, затем другую, проводя тщательный осмотр, и вздрогнул, когда увидел порванный рукав и ссадину. Потом он осмотрел ее голову, пытаясь выяснить, нет ли какой-то очевидной причины потери сознания.
– Джон? – Стивен Буш стоял в двери, Женевьева – рядом с ним.
– Отойдите от света, – бросил Джон.
Те поспешно отодвинулись, впуская в помещение солнечные лучи. И увидели, как Джон осторожно подсунул руки под голову Лотти и стал ощупывать ее, раздвигая пряди волос.
– У нее здесь скверная шишка, – пробормотал он, обнаружив опухоль размером с куриное яйцо. – Хотя вроде не кровоточит.
– Мы можем перевернуть ее, Джон? – неуверенно спросила Женевьева.
Он покачал головой:
– Нет, лучше подождать, когда приедет док Холмс. – Он выпрямился и осмотрелся. – Надо найти, куда перенести ее. Там, в конце прохода, есть доски. Может, принесете их, Стивен?
– Конечно, – отозвался Стивен, обрадованный возможностью хоть чем-то помочь.
– Женевьева, поищи молоток и гвозди в чулане для инструментов, – сказал Джон, направляясь к козлам. – Кладите эти доски сюда, – крикнул он. Выбрав две подходящие, положил их на широкие планки. – Нашла гвозди?
– Иду! – Запыхавшаяся Женевьева уже спешила к нему с молотком в руках.
– Мне нужен всего десяток гвоздей, – сказал Джон. – Давай по одному.
Ловко работая молотком, он за несколько минут сколотил носилки, на которые можно было уложить Лотти.
– Дядя Джон, пришел доктор, – сообщил Томас из-за двери.
– Слава Богу, – с облегчением вздохнула Женевьева, опускаясь на колени рядом с подругой.
Слабый стон сорвался с едва приоткрытых бледных губ Лотти. Женевьева придвинулась поближе:
– Лотти?
– Джон… – совсем тихо прошептала Лотти, но муж услышал ее и повернулся.
Опустившись на колени, Джон коснулся ее волос.
– Я здесь, дорогая, – сказал он, наклоняясь и пытаясь расслышать слова, которые шептали ее губы.
– Джон… Кажется, я… мои ноги не двигаются…
Он нагнулся еще ниже и, поцеловав ее в щеку, прошептал:
– Ты просто лежи. Неподвижно лежи, Лотти. Мы скоро отнесем тебя в дом, и все будет хорошо, – пообещал он, хотя очень сомневался, что говорит правду.
Доктор Холмс следил, как мужчины укладывали Лотти на доски, затем поднимали и несли эти импровизированные носилки. Они аккуратно положили ее в повозку и укрыли стегаными одеялами.
– Я немногое могу сделать здесь, Джон, – сказал доктор, проводя беглый осмотр. – Шея не сломана, – объявил он с явным облегчением в голосе. – Все остальное сделаем позже, в доме.
Джон лег в повозку рядом с Лотти и обнял ее за талию, стараясь уберечь от тряски. Свою куртку он снял и подложил ей под голову вместо подушки.
Убаюканная ездой и близостью мужа, Лотти ненадолго задремала. Если бы не охвативший ее страх и не стук колес по разбитой дороге, она бы чувствовала себя в полной безопасности, лежа рядом с мужем.
Но сквозь туман боли – боли, которая пронзала ее каждый раз, когда она пыталась повернуть голову, – постепенно приходило осознание того, что, несмотря на все попытки, она не может пошевелить ногами.
Теперь носилки были установлены около камина на козлах. Одеяла были отложены в сторону, поскольку ярко горел огонь, и Лотти согревалась его теплом. Она подозревала, что, облаченная в свою теплую одежду и неподвижно распростертая, являет собой странное зрелище.
Губы ее чуть растянулись в улыбке. «Должно быть, я сошла с ума», – решила она, досадуя на себя за такие нелепые мысли. Ей казалось, что ее тело парит над досками, а голова стала раза в два больше. Похоже, на затылке выросла шишка величиной с гусиное яйцо.
– Так и есть, дорогая, – проговорил Джон над ее головой.
– Что… так и есть? – пробормотала Лотти.
– У тебя на голове огромная шишка. Я думаю, что ты ударилась о бочонок с гвоздями, когда падала с лестницы.
– Откуда ты знаешь, о чем я думала? – спросила она, рассерженная тем, что он читает ее мысли.
– Ты лежишь здесь и несешь всякую ерунду уже добрых пять минут, – улыбнулся Джон.
Он присел рядом и убрал пряди волос с ее лба. Затем наклонился еще ниже, чтобы вытереть грязное пятно с ее щеки.
– Просто грязь, – сказал он с облегчением.
– Что здесь делают все эти люди, Джон? – спросила она, и ее веки закрылись.
– Они помогают нам, Лотти, – ответил он, прижавшись щекой к ее щеке. Он поцеловал то место, где только что было пятно. – Только не засыпай, дорогая, тебе нужно пободрствовать еще немного.
– Не могу, – пожаловалась она с глубоким вздохом. – У меня так болит голова…
Стоявшая у окна Женевьева проговорила:
– Коляска доктора, Джон.
– Да, хорошо, – кивнул он.
Женевьева вздохнула, не замечая, как по ее щеке скатилась слезинка и упала на платье. Она не могла забыть, как неподвижное тело подруги укладывали в повозку. Девушка все время плакала, уже не обращая ни на кого внимания, – слезы текли сами по себе, вопреки ее желанию. И только приближаясь к неподвижно лежащей у камина подруге, она вытирала лицо и заставляла себя улыбаться.