Джон чувствовал, как в нем нарастает раздражение. Его с непреодолимой силой тянуло к этой женщине, отчего он испытывал сильнейшее беспокойство. Всем своим существом – от золотистых волос до форм, скрываемых темным платьем, даже каждым сказанным словом – она как бы бросала ему вызов, который трудно было не замечать.
– А что мне может понадобиться в городе? – удивилась она, вскинув брови.
– Ну, я подумал, может быть, ты захочешь теперь навестить своего друга пастора или поискать кого-нибудь среди прочего мужского населения города, прежде чем решишь присматривать за двумя детьми.
Он говорил очень тихо, чтобы дети, молча сидевшие сзади, не могли услышать его. Лотти гордо вздернула подбородок:
– Преподобный Буш – это не предмет для разговора. Он сам вычеркнул себя из моего списка, когда исчез вчера утром.
Она сердито фыркнула и, опустив глаза, стала рассматривать перчатки, которые надела перед похоронами. На одном пальце была заплатка, на двух других можно было разглядеть аккуратные стежки. Внешний вид перчаток свидетельствовал о том, что их долго носили. Она осторожно стянула их и аккуратно сложила, зная, что другой пары у нее не будет еще долго.
– И длинный у тебя список? – спросил Джон, посмеиваясь.
Она посмотрела на него пристальным взглядом, в котором читалось холодное презрение.
– Это вас не касается, мистер Тиллмэн, но можете быть уверены, что вашего имени там нет.
– У меня нет шансов! – буркнул он, дергая вожжи на повороте. – Жениться на кошке в мешке – чистой воды безумие, – заявил он. – Никогда не мог понять, как Джеймс додумался отправить это письмо.
– Мне не слишком-то нравится сравнение с этим животным, мистер Тиллмэн, – резко ответила Лотти. – И, по-моему, это наиболее приемлемый способ для того, чтобы два человека, по той или иной причине желающих вступить в брак, нашли друг друга. Это делалось с соблюдением всех приличий… Пастор в Нью-Хоуп убедил меня в серьезности намерений человека, сделавшего мне предложение.
– Тогда другое дело, – сказал Джон со странным блеском в прищуренных глазах. – Но как получилось, что ты заловила сразу двоих? Ты планировала держать одного про запас, на случай, если с первым ничего не выйдет?
Она покачала головой, и цветы на ее шляпе снова вызвали его раздражение. Яркие цвета казались неуместными рядом с могилой, но покойный брат оценил бы этот красочный штрих на фоне мрачных одеяний хоронивших. Ведь Джеймс когда-то буквально горы свернул в поисках цветов для погребального ложа Сары, и именно Джеймс собирал цветы всего лишь несколько месяцев назад, чтобы принести на могилу жены. Да, брат оценил бы шляпку Лотти, решил Джон, и его взгляд невольно смягчился.
Она опустила голову и стала объяснять ему очень терпеливо, в надежде, что его мнение о ней улучшится, и он поймет, что она не какая-нибудь вертихвостка.
– Преподобный Буш прислал деньги моему пастору для того, чтобы оплатить мою дорогу поездом и недолгое пребывание в Миль-Крике. Ваш брат знал, что я предпочла бы остаться в городе и жить недалеко от церкви, чтобы применить знания и опыт, приобретенные в Нью-Хоуп, в приюте «Новая надежда». Я думала, что смогу помочь прихожанам Буша.
– Какой опыт? – спросил Джон грубовато. – Что ты такое делала в «Новой надежде»? Что из этого могло бы пригодиться для жизни здесь?
Он говорил так, будто ни секунды не сомневался в том, что Лотти пригодна лишь для легкой жизни, к которой привыкла на востоке.
Она повернулась к нему и поднесла к его глазам свои руки. Ее ладони были маленькими, слегка огрубевшими и покрасневшими от работы в приюте, а пальцы – тонкими, но сильными, ногти же были коротко и аккуратно острижены.
– Это похоже на руки изнеженной бездельницы? – спросила Лотти не без гордости.
Он переложил вожжи в левую руку и взял ее руку в свою. Его пальцы ощупали грубоватую кожу ее ладони, говорившую о многом, и он, повернув ладонь девушки, потер большим пальцем более нежную кожу с тыльной стороны ее руки.
– Чем ты занималась в Нью-Хоуп? – проговорил он бесцветным голосом.
– Я жила в приюте и отвечала за кухню. И кормила тридцать семь человек три раза в день, – ответила девушка с некоторой надменностью, что заставило его улыбнуться.
– Значит, ты готовила? – спросил он.
Она склонила голову набок, и в ее глазах вспыхнули огоньки. «Зеленые глаза», – отметил про себя Джон, хотя немного раньше, утром, он мог бы поклясться, что они голубые.
– Да, я готовила. А также выращивала овощи, ухаживала за садом и за курами. И каждый день чистила и мыла кухню.
На последнем слове она с негодованием поджала губы. Затем выдернула свою руку из его ладони и сложила руки на коленях.
– Все это ты делала? – с сомнением спросил он.
– Да, все это, – сказала она и, отвернувшись, стала смотреть на дорогу, по которой они ехали.
– Ну, тогда тебе, наверное, будет нетрудно некоторое время последить за домом и двумя детьми, – заявил он.
– Некоторое время? – спросила она. Ее глаза расширились, выражая удивление.
Джон украдкой посмотрел на нее и нахмурился.
– Ты собиралась надолго поселиться в доме Джеймса? – спросил он, упираясь левой ногой в широкую перекладину.
Она отрицательно покачала головой:
– Жизнь научила меня не строить планов, мистер Тиллмэн. Я просто живу от одного дня к другому. Девятнадцать лет я жила в Нью-Хоуп, где все дни были похожи один на другой. Это продолжалось до тех пор, пока я не получила предложения о браке от двух мужчин. До этого у меня никогда не было такой свободы выбора. Когда я приехала на станцию в Миль-Крик и шериф сказал мне, что преподобный Буш уехал из города, и никто не знает, где он, я решила, что надо ехать к вашему брату. Он писал, что если преподобный Буш не подойдет мне, то он предложит мне свою руку и дом, где я смогу жить вместе с ним и двумя его детьми, воспитывать их и заниматься хозяйством.
– Я никогда не мог понять, что заставило его написать такое, – задумчиво проговорил Джон. – Но с другой стороны, если ему не хватало женщины в доме, значит, он находился в безвыходном положении и пытался исправить ситуацию…
– Я сама была в достаточно безвыходном положении, и мне приходилось рассматривать любое брачное предложение, – прямо заявила Лотти. – В Бостоне женщина или выходит замуж, или работает в доме другой женщины, или же ищет работу где-нибудь еще…
Лотти покраснела от своей собственной смелости, но тотчас же вызывающе вскинула голову и смело посмотрела прямо в глаза Джона.
– Я не могла примириться с подобной перспективой – всю жизнь убирать беспорядок, устроенный другой женщиной. Но с другой стороны, если какому-нибудь мужчине… ну, в общем, такой вариант меня больше устраивал. Следовательно, оставалось замужество, и я сделала для этого все что могла.
Она внезапно умолкла и выпрямилась на краешке сиденья. Ее ноги с силой уперлись в пол.
– Приношу свои извинения, мэм, – сказал Джон.
Его явно забавляло такое проявление эмоций. Он улыбался, и от улыбки на щеках появились ямочки.
– Я была бы вам крайне признательна, если бы вы перестали смеяться надо мной, – проговорила Лотти, уловив насмешку в его голосе.
– Слушаюсь, мэм, – смиренно произнес он. Она метнула в него яростный взгляд.
– Я останусь присмотреть за детьми и домом столько, сколько вам понадобится, – сказала она наконец.
Джон внимательно посмотрел на нее. Ее высокие скулы порозовели, а в сверкающих глазах отражались чувства, которые она, похоже, и не пыталась скрыть. Она негодовала, эта невеста-ребенок из приюта, едва достигшая брачного возраста. Но как понял Джон, она была незаурядной личностью и могла дать отпор любому мужчине, если что-нибудь вдруг оказалось бы не по ней. Глядя на ее волевой подбородок, на воинственный взгляд, обращенный на него, он готов был держать пари, что она выдержала бы любую битву.
– А что ты собираешься делать дальше? – спросил он, окидывая ее чисто мужским взглядом.