- Ладно, - проговорил наконец король. - Перейдем к делу. Извини, если придется испортить тебе аппетит.
И начал свой рассказ.
Девятнадцать лет назад Эдуард, король Тригонии, умирал.
Он лежал на поле боя, почти погребенный под грудой своих и вражеских трупов. В глазах стремительно темнело, в ушах нарастал звон.
«Не хочу! - отчаянно думал он. - Только не сейчас, когда мы одержали победу, когда дома меня ждет любимая… Что угодно отдам, кому угодно продам душу — лишь бы не умирать!»
- Слышишь? - проговорил вдруг над ним сладкий, тягучий, насмешливый голос. - Он не хочет умирать!
- Готов отдать все, что угодно, лишь бы отсрочить неизбежное, - ответил другой голос, чуть пониже, но такой же серебристый и тягучий. - Может, заключить с ним договор? Как ты думаешь?
Смертный холод уже подступал к сердцу короля — но из последних сил он простонал:
- Да! Да! Все отдам! Только верните мне жизнь!
Незнакомцы над ним перешептывались и смеялись; сладки были их голоса, но каждый звук словно вонзал в сердце ледяную иглу.
- По рукам, король, - проговорил наконец тот голос, что пониже. - Ты отдашь нам то, чего в собственном дворце не знаешь.
А в следующий миг все исчезло — шепот, и смех, и звон в ушах, и серая муть перед глазами. Мир снова обрел краски, с груди как будто сняли тысячетонную тяжесть. А минуту спустя послышалось:
- Эгей, сюда! Вот же он — государь! Он жив! Слава богу! Поднимайте… осторожнее…
Тогда король так и не понял, с кем заключил сделку. И что пообещал незнакомцам, тоже не узнал — пока не вернулся домой, и навстречу ему не вышла королева с новорожденной дочерью на руках…
- Прошло шестнадцать лет, - рассказывал король. - Я убедил себя, что это был лишь сон или бред раненого, а потом и вовсе об этом забыл. Вплоть до того страшного дня, когда они явились мне в зеркале и потребовали исполнения договора…
- Кто же они такие?
Боязливо оглянувшись, король ответил полушепотом:
- Король и королева Подземного мира. Повелители живых мертвецов. Они потребовали, чтобы я отдал свою дочь в жены их сыну. Чтобы после моей смерти все королевство досталось им.
Я уверил их, что принцесса еще слишком молода для брака, и с трудом умолил об отсрочке на три года. А сам разослал гонцов по всем окрестным землям и объявил, что вместе с рукой дочери отдам все королевство тому смельчаку, благородной или неблагородной крови, что станет ее мужем и избавит ее от страшного обета.
- Так значит, все-таки королевство целиком?
Король сделал вид, что не расслышал.
- Немало женихов сваталось к Эльзе. Двенадцать раз под этими сводами играли свадьбу. Но увы! – нечистая сила охраняет ложе моей дочери, и каждый мужчина, который пытается к ней приблизиться, теряет жизнь и душу. Все двенадцать женихов теперь являются мне и ей в кошмарных снах.
И этого мало. Ежедневно, ежечасно, тысячью способов Повелители мертвых напоминают принцессе и всем нам о своей власти над ней. В спальне у нее висит портрет ее чудовищного «жениха» - тщетны все попытки его убрать или уничтожить. Во что начала превращаться она сама после захода солнца — ты увидишь сам. И с каждым днем все хуже. Бедная жена моя сошла в могилу от ужаса и горя. Дворец наш обратился в склеп, королевство — в одно большое кладбище: все жители его стенают и оплакивают свою неизбежную горькую участь. А время утекает, как вода сквозь пальцы: подходит к концу уже третий год. Услышав о тебе, Эльза поверила, что такой великий пройдоха найдет способ обмануть и саму Смерть. Откровенно говоря, я в этом очень сомневаюсь. Но она верит в тебя. Она…
Он вдруг остановился, напряженно глядя куда-то Декстеру за спину. В высоком окне блеснул и погас последний луч солнца.
- Не подходи к ней и не заговаривай с ней после заката! - быстро проговорил король.
Декстер обернулся.
Перед ними стояла принцесса. Теперь на ней было облегающее серебристо-серое платье с высоким воротом, напоминающее чешую. На левой руке — длинная, до локтя, перчатка. Вуали не было. Лицо…
- Ты, кажется, хотел увидеть мое лицо? - проговорила она каким-то новым, гортанным голосом.
Правая его половина была лицом юной большеглазой девушки, очень хорошенькой и очень усталой. Левая — в серо-зеленых пятнах, с тусклым остановившимся глазом — лицом несвежей покойницы.
Пахнуло трупным смрадом, и Декстер ощутил, что съеденные рябчики просятся наружу.
«Какого черта?» - подумал он. Старик, который продал собственную дочь, а теперь сам же ее боится, был ему противен. Он встал, оттолкнув стул, и решительно двинулся к принцессе.
- Солнце мое, - начал он, - выглядишь ты просто шикарно, только над макияжем стоит поработать. Знаешь, я в свое время работал стилистом, кое-что в этом понимаю…
Протянув руку в перчатке, принцесса оттолкнула его легонько, кончиками пальцев. «Кажется, я проявил бестактность…» - успел подумать Декстер, отлетая в сторону и звучно врезаясь головой в стену.
Барон Портос объявил во всеуслышание, что сделает принцессу своей женой, хотя бы весь ад встал у него на пути — и, подхватив новобрачную в свои могучие лапищи, перенес ее через порог спальни.
Наутро его нашли на супружеском ложе с перегрызенным горлом, а также некоторыми иными повреждениями, о коих открытые источники из деликатности умалчивают. Принцесса пребывала в состоянии истерическом и пояснений не давала.
Принц Флорестан, встав перед портретом в принцессиной спальне, бросил ему перчатку и предложил сразиться за девушку в честном бою. Очевидно, у нечистой силы свои представления о дуэльном кодексе — не прошло и двух часов после захода солнца, как принц вывалился из запертого и зарешеченного окна.
Прославленный целитель Параскельс подошел к делу основательнее всех прочих. На подготовку он потратил почти год. Вконец извел короля и королеву (тогда еще живую), расспрашивая их о младенчестве и детских годах принцессы; с самой принцессой вел многочасовые беседы о ее внутреннем мире и поил какими-то отварами, мерзкими на вкус, но укрепляющими волю к жизни. К концу года Эльза сильно повеселела и даже начала выходить на солнце…
- Вот тут-то и надо было брать гонорар и смываться! - прищелкнул пальцами Декстер.
Он возлежал в шезлонге посреди королевского сада, обложившись с трех сторон тригонской прессой за последние два с половиной года. С четвертой стороны стояла на травке бутылка пива и лежал корешком вверх раскрытый на середине роман о табуретках. Сюжет был закручен лихо, но главный герой вызывал у своего прототипа смешанные чувства, казался чересчур суетливым и чересчур пафосным одновременно.
А Параскельса подвело профессиональное тщеславие. Он решил довести дело до конца и собственно… э-э… собственноручно избавить принцессу от комплекса, вызванного страхом перед пробуждающейся сексуальностью и принявшего форму навязчивой идеи о проклятии.
Конец был немного предсказуем. Теперь призрак медицинского светила пугает фрейлин и лакеев, внезапно сгущаясь в темных углах и интересуясь вкрадчивым баритоном, что они чувствуют по этому поводу.
Декстер в Тригонии наслаждался жизнью. На правах будущего принца он жил во дворце и пользовался у тестя неограниченным кредитом. Все местные развлечения были к его услугам. Простые тригонийцы видели в нем знаменитость и выстраивались в очередь за автографами; знатные господа при виде его зеленели и всем своим видом демонстрировали, что Принц мертвых в качестве правителя страны, пожалуй, не так уж плох — пусть упырь, зато аристократ и без судимостей. Декстера это немало забавляло.