Принцесса — в дневное время очень даже миленькая, хоть и не совсем в его вкусе — смотрела на него глазами олененка Бемби и млела. Право, даже жаль, что нельзя ее…
Пожалуй, это единственное, что омрачало его теперешнюю жизнь. Время идет — и рано или поздно принцессу все-таки придется спасать.
Еще один жених, благочестивый граф Маглуа, явился исполнять супружеский долг, вооружившись здоровенным крестом и баллоном святой воды. Когда его нашли, на мертвом лице его застыло бесконечное удивление; о том, куда был засунут крест, источники писали уклончиво.
Последний по счету претендент, пожалуй, подошел ближе всего к успеху. По крайней мере, он оставил что-то похожее на ключ. Вот только непонятно, что этот ключ открывал.
Этот сэр Галадрис был поэтом – и, судя по всему, отличался нетривиальными вкусами: Эльза в ночном, подпорченном варианте заинтриговала его куда больше, чем в дневном. Он принялся писать ей стихотворные комплименты в духе раннего Бодлера (образцы прилагались, но Декстер их не осилил); скоро молодые люди нашли общий язык и однажды вечерком, пошептавшись, уединились в принцессиной спальне.
Измученный неизвестностью папа-король всю ночь дежурил у двери, время от времени прикладывая к ней ухо. Однако из спальни не доносилось ни звука.
Только после рассвета послышался какой-то шорох, а затем – звучный удар, словно на пол упало что-то тяжелое.
Не ожидая ничего хорошего, король вбежал без стука. Принцесса, уже в человеческом виде, спала в своей девичьей постельке крепким сном – и, как всегда в последние месяцы, ничего не помнила о том, что происходило ночью.
Молодой декадент висел на люстре, а рядом с опрокинутым туалетным столиком, над которым болтались его ноги, лежала записка, торопливо нацарапанная на клочке бумаги и тоже ничего не проясняющая:
«Каждое зеркало – дверь.
Еще два места, одно для меня.
Никого не винить, я сам».
***
Сумерки давно погасли, уступив место ночной мгле. Эльза неподвижно застыла перед портретом, освещенным, словно икона, двумя свечами; на изуродованном лице ее плясали блики пламени.
Днем она не могла без ужаса поднять глаза на этот холст. Но дневной свет обманчив: в темные ночные часы к ней возвращалась способность видеть возлюбленного в его истинном облике. Воистину, он прекрасен – такой красоты не встретишь на земле. На него можно смотреть вечно: бледное лицо его с тонкими чертами словно светится изнутри, а глаза… какие у него глаза – даже на портрете! Огромные, синие, как морская гладь – и, как море, глубокие…
Если бы не этот портрет, как бы она выдержала мучительные часы разлуки?
Где-то в дальней дали послышался гулкий бой часов. Десять, одиннадцать, двенадцать. Тринадцать. Пора!
Эльза повернулась к зеркалу в человеческий рост. Отражение ее дрогнуло и расплылось; из глубины зеркала поднималась ей навстречу темная муть. Живая половина девичьего лица исказилась страхом – мертвая половина оскалилась в счастливой улыбке. Приподняв юбки пышного бального платья, заколдованная принцесса шагнула в зеркало.
И исчезла.
С минуту в комнате было тихо. Затем дрогнула тяжелая штора у окна.
- Двенадцать женихов сменилось, - возмущенно сказал Декстер, выходя из-за шторы. Он был в одних носках: новенькие желтые ботинки страшно скрипели и для работы не годились. – Без малого три года все вокруг нее хороводы водят. И ни один долбодятел не догадался проследить, чем она занимается по ночам!
С этими словами он бросил критический взгляд на освещенный свечами портрет Подземного Принца. С поблекшего старинного холста, глядя в пространство, улыбался неопределенно-благостной улыбкой белокурый юноша в пышном жабо. Серьезным противником юноша не выглядел. Вот только глаза… да, взгляд у него был странный и неприятный. Тухлый какой-то взгляд.
В зеркале по-прежнему ничего не отражалось, лишь колыхалось тусклое черное марево.
«Еще два места, одно для меня…» А еще одно, значит, пока пустует. Может, лучше было остаться на эшафоте?
- Ну что ж, - Декстер обвел взглядом пустую спальню. – Если не вернусь, прошу считать меня прекрасным принцем.
И нырнул следом за принцессой.
Бал был в разгаре. По аллее, усаженной золотыми и серебряными деревьями, один за другим подъезжали к замку Подземного короля экипажи, запряженные диковинными зверьми. Из ярко освещенных окон замка – по сравнению с ним дворец отца Эльзы напоминал неуютный сарай - лилась музыка, сновали туда-сюда лакеи в напудренных париках. Праздник был роскошным и грандиозным, как все празднества в стране живых мертвецов.
Под нежную мелодию невидимого оркестра кружились в вальсе пары. Воздух, прохладный и сладковатый, гудел от смеха и оживленного гула голосов. Не было здесь ни старых, ни некрасивых, ни неловких; все гости, хоть и разные на вид, были друг с другом схожи – и каждый поражал безупречной красотой. Стройные, гибкие, словно невесомые тела, плавные движения; лица бледные и чистые, светящиеся слабым звездным светом, губы алые или, напротив, совсем бескровные, зубы как жемчуг, глаза как драгоценные камни…
Одна красавица остановилась, томно обмахиваясь веером, у самого укрытия Декстера – и на несколько секунд он забыл обо всем на свете, только пялился на белоснежную грудь в глубоком вырезе и прикидывал, как бы завязать знакомство.
Но как-то резко утратил к ней интерес, заметив, что она не дышит.
В огромном, во всю стену, зеркале на дальней стене отражались статуи в рыцарских доспехах, и в их стальных руках – канделябры с недвижными белыми огоньками свечей: свечи эти горели всю ночь, не прогорая ни на волос. Бальная зала была полна гостей; зала в зеркале – ее двойник – практически пуста.
Принцесса была здесь; она танцевала с золотоволосым молодым человеком в черном бархатном колете. Рука ее в перчатке лежала у него на плече; она не сводила с него влюбленных глаз, а он склонился к самому ее лицу и, ласково улыбаясь, что-то говорил ей вполголоса.
В углу у столиков несколько мужчин и женщин постарше наблюдали за танцующими, потягивая из бокалов что-то серебристое и густое, как мед.
- Взгляни на них, дорогой! – проговорила Королева подземного мира, кладя руку мужу на плечо. – Что за прекрасная пара!
Взгляды их устремились к зеркалу, где посреди пустого зала самозабвенно кружилась в вальсе одинокая девичья фигурка, обвитая, словно пламенем, чем-то сверкающим и черным.
- Восхитительная девушка, - ответил Король; голос его звучал, как сладкая музыка. – И очень выгодная сделка. Скоро, совсем скоро…
И оба замерли, с одинаковыми сияющими улыбками на устах, глядя на Эльзу неподвижными голодными глазами.
У соседнего столика тоже шел разговор о сделке.
- …Представьте себе: несколько сот тысяч душ! Вот попируем!
- Да, и это еще не все: у Тригонии есть армия. Многочисленная, хорошо вооруженная и обученная, грозная для соседей. Лишь один недостаток – смертные солдаты, сами понимаете, отличаются некоторой уязвимостью… но это мы быстро исправим!