Тревожно на душе стало, Лес зашумел, затрепетал, подгоняя. Поздно - навь почуяла. Не её, нет - страхи детские. Корзину-то Ружка давно бросила, проталкивая детей к ближайшей поляне. В шуме деревьев слышалось: «Спеши!!!» И мысль, своя ли? Чужая?
- «От нави не убежишь, она за добычей и к деревне подойдёт не посмотрит на обережные столбы. Тем более оберегов-то на них так - кот наплакал! Да и те, давно на честном слове держатся.» - И почему-то верилось, так и будет.
Лес затих. На поляну со всех сторон потянулся туман, затапливая деревья белёсой мглой до самых верхушек. Ружка замерла, вглядываясь меж стволов.
А потом закрутилось.
Совсем не до цацканья стало, вытолкнула детей в центр поляны, заметалась, наскоро обводя защитный круг. Благо с недавних пор торба с солью наговорной всегда к поясу привязана. Да, не тот труд был круг очертить, сложнее мелюзгу в том круге удержать. Едва хмарь завидели – в крик, да врассыпную норовят! И не мудрено, страшно ведь, да и навь
разум морочит - выманивает. Кое-как ухватила обоих за шкирняк, к себе прижала. Только вот Радимка пока рвался, кусочек обережного круга ногой зацепил. Эх, подправлять-то уж поздно! Ружка во все глаза смотрела, как втягивается мглистая струйка вовнутрь, как в разные стороны ручейками утекает наговорная соль, да всё шире становится брешь.
Кровь - набатом бьется в голове, мысли путаются. А глаза наоборот каждую травинку, каждый листик на деревьях примечают, будто того тумана и в помине нет. Ноги от страха почти не держат, а сама головки детские подолом накрывает - когда не видишь и умирать не так боязно.
Клок тумана окончательно втянулся в круг. Заворочался, лениво потягиваясь словно человек со сна. Казалось, будто слышно как хрустят затёкшие суставы. Ужас липкой паутиной оседал на коже. Словно издалека услышала как Радимка, тоненько по бабьи, завизжал- запричитал. Чувствовала, как Миркино тельце трясётся, словно осиновый листок на ветру. И свою косу мокрой тяжёлой змеёй прилипшую к спине. Но глаз не отводила, смотрела в упор на проступающие сквозь марево черты. Руку пекло.
Одна из навей неспешно, будто нехотя потянулась к лицу когтями, а и то – правда, к чему теперь торопиться? Никуда они денутся.
Ружка отмахнулась - не думая, лишь бы не коснулась, тварь клятая. Яркая вспышка света, ослепив, ударила по глазам. Ладошку уже не просто пекло - она горела. Казалось, будто руку в костёр сунула по самое плечо. Навь взвыла. Вой усиливаясь, эхом заметался меж деревьев, да так что уши заложило. «Ох, Божечки, да сколько же их тут?»- мысль мелькнула и пропала, а свет разгорался всё ярче. «Больно-то как!» - не выдержала, сама взвыла не хуже той нави.
Что уж дальше было, леший его знает. Да только очнулась на земле – темно, поляна пустая. Поднялась кое-как, ища глазами детей. Ох ты ж мамочка родная, вон, к стволу жмутся! Да целы ли?
Потянулась проверить, а Мирка с Радимом почему-то шарахнулись в сторону. С виду целые вроде, только на лицах золотые отблески пляшут,
будто бы от лучины. Смахнула растрепавшиеся волосы с лица, да чуть повторно без памяти не рухнула – рукав на левой руке обгорел, одни лохмотья висят! А на руке от кончиков пальцев до локтя чешуя змеиная проступила. Только место-то негодящее бока отлёживать. И загадки разгадывать откель красота такая народилась, лучше дома у печки сидючи. А с поляны этой проклятой, лучше убираться подобру-поздорову, ну как навь сызнова воротится? Сдернула косынку с головы, намотала поверх чешуек, глядишь по темну и не разглядит никто . Ухватила мелюзгу за руки, правда шикнуть пришлось, чтоб не голосили. И ходу до деревни.
Из леса выскочили, словно за ними сам скаженник гнался. А в деревне будто, праздник какой! Факелы горят, гвалт как в базарных рядах стоит, бабы голосят, собаки воют! Мужики собрались, кто вилы, кто топор прихватил - трясут ими почём зря.
Ружка от неожиданности встала как вкопанная, и мелюзгу-то не отпускает, руки свело. Кто уж первый их заметил, сейчас и не упомнишь. Только по перву, чуть всех троих на вилы не подняли. Благо Лушка, мать Радимкина, своего признала да наперёд мужиков выскочила - собой закрыла. А потом и выяснилось, пострелят-то до сумерек никто не хватился. А когда хватились, да искать пошли, Ружкино светопреставление, то и увидали. Говорят, на весь лес зарница полыхала, да вой стоял, аж мужиков до печёнок пробрало. Не чаяли уж пострелят-то в живых увидеть. Ну да, хвала Богам, обошлось всё. Только Ружка в остаток ночи все свитки Аглаей отданные перекопала, но столбы обережные заново заговорила. Не дело когда деревня без защиты стоит.