Кнышу бока знатно намяли, до сих пор кровью харкает, а Сенька-стервец, целёхонек. Стоял, говорят, словно теля неразумное, за палаш даже и не схватился! Мда, решать что-то с этими говорунами надобно...-Вилюга задумчиво поскреб бороду- не гоже на самотёк всё пускать, ой не гоже! Откуда рождалась эта уверенность, спроси кто - не ответил бы. Одно знал точно, коль в ближайшее время не разберут кто воду мутит - быть беде. Муторно на душе было. Так вояка - чай не баба, на маету сердечную ссылаться. И Княжий-то указ всяк слышал - не лютовать! Уж коли, Князь вреда в них не усмотрел, десятнику ли простому хай подымать? От то-ж.... А-а, леший с ним. Пусть за то у воеводы голова болит, ему без малого каждую седьмицу отчёт держат, глядишь не дурак сообразит, что к чему. А вот Сеньку, как ни жаль, но из дружины отсылать надобно, пока похуже дров не наломал. Пожалуй, сей же час и надо решить, к чему затягивать?
Однако, как оно часто и бывает, задумать то задумал, да Боги всё одно по-своему поворотили. От сиюминутной расправы спасла Сеньку свара у ворот в стрелецкую, оборванец какой-то во двор рвался. Не палашами же его сечь, в конце то концов! Парни что на карауле стояли, палаши-то к стенке приперли, да кулаками пытались в разум вернуть. Куда там! Пыль столбом, губищи уже в кровь расквашены, а всё одно бросается, чисто зверина. Вилюга выматерился в сердцах, и со всех ног припустил к дерущимся. Да что ж за непруха-то? Как сурочил кто, чуть беда какая и всё, во время его стражи:
-А ну разошлись! - гаркунул так, что вороны с соседних домов поснимались. - Что за бучу тут устроили?
Коська усмехнулся, вжимая коленом рослого вихрастого парня в пыль: - Да вот, "наёмник" припожаловал! Говорит, сей же час до воеводы надобно. Осени мол ждать долго, а в дружину страсть как хочется. Мы тут говорит без него не справляемся!
Лежащий в пыли задёргался, пытаясь освободится, не удалось. Вилюга только хмыкнул, в Коське-то без малого шесть пудов будет, плюс ко всему ратится едва ли не каждый день на учениях.
-Ладно. - говорит- Отпускай, Коська. Рожу начистил и будет. Глядишь хлебало-то, разбитое вежеству научит, коль родители не сумели.
Коська уж и впрямь собрался хватку ослабить, да после слов десятника, босяка словно подменили. Ужом вывернулся, орет, да опять в бучу лезет, неугомонный.
-Ты смотри в сене народился, а кашляет как домашний! -долготерпением то Коська никогда не отличался - дал по темечку, и дело с концом. - Ишь, выискался - дружинник! Ну что, куда его теперь? За ворота?
Вилюга задумчиво посмотрел на распростёртое в пыли тело и нехотя тряхнул головой:
-Нет... В холодную его, до вечера посидит охолонется. А вечером ко мне, посмотрим может на что и сгодится.
Только ни к вечеру, ни через седьмицу про босяка так и не вспомнили смуты по городу разрастались как грибы после дождя, не до пришлого стало.
***
Ружка сидела, обхватив коленки и бездумно скользила взглядом по узору из чешуек на руке. Золотистые блики вспыхивали и гасли, стоило только отвести глаза. Третья седьмица прошла после встречи с навью, а придумать как избавиться от новоприобретённых " украшений", так и не удалось. Старых не уменьшилось, а новых поприбавилось. Дня два назад заметила, когда умывалась.
Хотелось пить, но до колодца посветлу идти боязно. Это когда малых из леса выводила никто ничего не приметил. И не мудрено - в суматохе, да ночью. Тогда, чай, факелы у всех в глазах всполохами отражались, нынче же отражаться не чему. Да и чешуя цвет сменила, сейчас с грязью никак не спутаешь. Вместо тускло-серого, чёрной сделалась ещё и узоры проступили. Попадись кому на глаза в таком виде, даже не вспомнят что ведьма — это благо. Колодой дверь подопрут, да сожгут от греха.
Мурёнка намедни вернулась. Ружка уже и не чаяла её увидеть, думала - сгинула без следа. Вроде радость, а как же? Единственная родная душа от прошлой жизни осталась. Только горькая та радость. Вернуться то вернулась, сидит вон - напротив. Да только ластиться не идёт, а стоит руку протянуть шипит, да шерсть дыбит. Страшиться видать.