Батюшка только посмеивался в бороду, но старшого не прерывал.
- Стоит ли из-за дури бабьей на рожон лезть? Ты о Ружке подумай!
- О ней и думаю, Селиван. Скоро в возраст войдёт. Приданое собирать надобно, и так боюсь в девках засидится. А без приданого и подавно мало кто позарится.
- Ты за Казарихой то не повторяй! Даром что сестра тебе, но как из-под разных мамок вышли! И девки её такие же, рябые да кривые! А Ружка твоя красавицей будет, почище Любавы!
- Охолони, Селиван. – голос батюшки, словно стужей подёрнулся – Я слово дал, на попят не пойду!
Не любил он, когда Ружку с матушкой покойной ровняли. Старшой осёкся, молчание затягивалось. Ружка затаилась на полатях, через силу сдерживая желание ринутся батюшке в ноги, и умалять отложить поход. Да сдержалась. Знала, что ничего путнего из уговоров не выёдет - огорчит только, да разве гоже так в дорогу отправлять?
- Ступал бы ты, Селиван, и так засиделись... –голос батюшки зазвучал тихо, но твёрдо – Одно попрошу, за Ружкой пригляди, покуда не вернусь.
Старшой смолчал.
-Как друга прошу, ну и как старосту знамо дело. – и снова эти странные, виноватые нотки в голосе.
Старшой развернулся и пошёл к двери, уже на выходе обронив:
- Добро, пригляжу…
Батюшка так и просидел всю ночь. Лучина давно погасла, сон не шёл. Ружка, сама не зная почему, вглядывалась в неясный силуэт на фоне окна, пытаясь навсегда запомнить дорогие черты.
Едва небо на востоке стало сереть, батюшка тяжело поднялся, потрепал спящую Мурку за ушами. Та, не открывая глаз, перевернулась на спину и басовито заурчала. Ружка зажмурилась, сдерживая непрошеные слёзы. Батюшка склонился, почти невесомо коснувшись губами её лба:
- Да хранят тебя Боги, дочь. – вложив в расслабленную ладошку узелок, вышел из горницы.
Ружка открыла глаза, пара слезинок таки вырвалась на свободу. Для верности выждала несколько минут, и кубарем скатившись с полатей, бросилась следом. Только подойти простится так и не решилась, тайком кралась за обозом, пока последняя телега не скрылась в лесу.
Вернувшись в избу, узелок батюшкой оставленный припрятала в половицу возле печки, даже заглядывать побоялась. Ей казалось коль откроет, непременно беда случится. Вот вернётся батюшка, тогда и посмотреть можно будет - что там.
4
Дни тянулись за днями. Четвёртая седьмица червеня подходила к концу. Деревенские во всю в огородах, да на пашнях суетились. А ей чем заняться? Огорода у них с батюшкой отродясь не было, всё нужное закупали, а пара грядок лука, да чеснока особой заботы не требовали. Остальное хозяйство тоже больших хлопот не доставляло. Да и какие уж тут хлопоты? Корова, да десяток куриц. Даже Мурёнка и та, по два - три дня пропадала невесть где. Тоскливо.
Девки по вечерам собирались, на парней гадали, венки плели, да хороводы водили. Она только разочек подошла - так разгалделись, пришлось уйти. Вроде и не обижал никто, только чуяла, знала – боятся! А от страха добра не жди, не ворошить лучше страх тот. Михась батраком в соседний хутор нанялся, хозяин строгий попусту сидеть не даёт. Вот и получалось, что в целом свете всего два места было, куда душа тянула, да ноги несли. И Ружка стала всё больше и больше времени проводить у Аглаи.
Неожиданно наука Аглаина проста и понятна стала. Свитки и руны больше не казались чем-то мудреным, Веды наполнились смыслом, ведунья всё чаще хвалила. Да Ружке и самой теперь невдомёк было, чего она там раньше разобрать не могла? Поутру выгнав Зоряну в стадо, бежала в лес, травок пособрать пока роса не сошла, а уж потом, с душистой охапкой до Аглаи.
А ещё знание пришло, будто Лес живой, и всегда рад ей - Ружке. Деревья нашептывали свои секреты. Тропки сами собой выводили на ягодные места, да к редким травкам. Дивно было, но, едва касаясь рукой зелёного стебля, понимала, как и от чего он может помочь. Ни разу за время её блужданий по Лесу не встретилась навь, а крупное зверьё каким-то чудом обходило её стороной. И чем больше времени она поводила в Лесу, тем меньше хотелось возвращаться назад - к людям.
Аглая перемены примечала, но не спрашивала – от чего так? Ждала. Дождалась-таки. Однажды перед самым уходом Ружка не утерпела, ляпнула: