От надломленных стеблей горько пахнуло полынью. Ружка неспешно подняла вязанку, пряча в травы лицо, плечи меленько подрагивали.
Староста осёкся. Потянулся было пожалеть дурёху и впрямь чего взъярился то? Ну, дура - девка, ну языкастая не в меру, так - то может в горе сраму не разумеет? Сейчас главное обузу спровадить, чтоб по зиме всей деревней хоронить не пришлось. А там пущай родичи с ней возятся, да дурь из неё выбивают коль смогут - не его забота. Рука уж почти коснулась рыжей макушки, только шальная девка словно почуяла. Травы разлетелись по полу. Отшатнулась, а на лице ни слезинки, лишь губы в усмешке корчатся.
- Складно у тебя всё выходит, Сташой! Да вот закавыка – поминального костра по батюшке я не припомню. Так что всё одно, никуда я не поеду… А Зорянку, ты бы дядько Селиван себе забрал, у тебя ей худо не будет. - сказала, а сама серыми глазищами так и сверлит – Ты то, прокормить смогёшь, и помощников у тебя в достатке. Где сам не справишься, они доделают….
В горнице будто потемнело, к запаху трав примешался запах дождя и сырой земли. У старосты возникло стойкое желание бежать из избы, только тело обмякло - будто мякиной набитое, на лбу проступила испарина. А Ружка продолжала. От девочки не полных тринадцати лет и следа не осталось, что-то древнее и грозное смотрело на старосту серыми глазами:
- Денег я за неё просить не буду, отсыплешь трошки муки, да с огорода что нарастёт, и по рукам. Но из дому меня спровадить, и думать забудь! - в сердцах шарахнула кулаком по столу, и словно бы в ответ, над домом раздался громовой раскат.
Тяжесть, прижимавшая к лавке, отпустила. Селиван ринулся к выходу, да экая оказия, чуть не растянулся на пороге - ноги не держали. Кошка ещё эта, леший её задери, удумала прямо из-под ног на печь сигануть. И уже сверху, гнусаво заорала, словно бы в насмешку.
Спустя несколько седьмиц Селиван привёл Зорянку на своё подворье. Выделил лучший угол в яслях, да только вот, сколь не старался, но так и не смог объяснить жинке, за каким скаженником он притащил эту сдыхоть на двор, отдав за неё едва ли, не десятину урожая.
И, пожалуй, это было первоё лето на Ружкиной памяти, когда не явилась Казариха.
5
Проснулась Ружка от Мурёнкиных песен:
- Ну и чего ты распелась, спрашивается? - та знамо дело ничего не ответила. Задрала хвост трубой и ну прохаживаться вдоль ног, бока тереть, да молока выпрашивать. – Иди мышей лови! Нету теперь молока, отдали мы Зорянку.
Мурёнка раздраженно дёрнула хвостом. И будто бы обидевшись, запрыгнула на подоконник, всем своим видом показывая: коль молока нет, и говорить с тобой больше не о чем. Ружка рассмеялась и, разбив в плошку куриное яичко, шутливо дернула за кончик хвоста, приглашая. Кошка даже не оглянулась, внимательно следя за происходящим на улице.
-Что ты там увидела? - не утерпела, тоже полезла смотреть. А там возле протоки, что у капища, мужики суетятся - настилы ставят, да кострища складывают.
- Мурёнка! Да что ж это мы? Совсем забыли - Новолетие же! - Ружка аж подпрыгнула, потом заметалась по горнице, одеваясь. – Мне до Аглаи бежать надобно, помочь собраться!
Мурёнка с подоконника, неодобрительно поглядывала на Ружкину беготню. «Кто это забыл? Мы?!? Ха… Да если бы не я, ты бы до сих пор дрыхла без задних лап, кулёма….» - голос прозвучавший у Ружки в голове был странный, мелодичный, но очень уж язвительный.
Ружка замерла посередь горницы, запутавшись в сарафане и, недоверчиво посмотрела на кошку. Та словно бы и не заметив внимания, принялась вылизываться, развалившись на подоконнике.
- Мурёнка! – позвала Ружка, кошка даже не оглянулась. – Да, нет.. Ерунда, приблазнилось наверное….
А сама, пока сарафан натягивала, да требу собирала, всё на кошку косилась. Даже косу не доплела, так растрёпой и выскочила. Пока до Аглаиной избы бежала, коса и вовсе расплелась, Аглая увидав, только руками всплеснула:
- Ты что это девка, чисто мавка по лесам носишься? А увидел бы кто? Перепугала бы до смерти! Смотри, сколь репья то, в космы нацепляла!
А Ружке обратно в деревню не терпится, праздник же! Только с Аглаей спорить без толку, усадила на порог да, пока не переплела, не отпустила. Назад до деревни шли не торопясь, Ружка тащила собранный ведуньей узелок с требой, да лукошко с пирогами на общий стол. Поперва шли молча, лес слушали. А потом Ружке вспомнился и староста и то, что поутру, дома деялось. И расспросить хочется - страсть, и как начать не знает, вдруг Аглая на смех поднимет. Ну да решилась: