От такого непочтительного ответа монах завис, а я подошел еще ближе.
– Короче, убогие, – с гадской ухмылкой продолжил я свой монолог, – мои командиры велели нам разнести вон то строение в клочья. И мы этот приказ выполним. При этом, нам трижды наплевать: будут внутри люди или нет. Поэтому предлагаю вам отойти в сторону и не отсвечивать.
– Ты – умрешь, поганый славянин! – также пафосно заявил второй обладатель посоха.
– Ага, – улыбаюсь я, – только шнурки поглажу и побегу умирать, – я набрал воздуха в легкие и рявкнул: – С дороги, твари!
Потом меня что-то торкнуло изнутри, и я максимально людоедским тоном добавил:
– Русь идет!!!
А за спиной – вдруг волчий вой. Жуткий такой, аж до костей пробирающий. Короткий взгляд назад – мои воют. Все. Даже Зяма.
Монахам наше выступление очень не понравилось. Третий молчаливый гражданин, что был без палки, аж назад отпрыгнул… А обладатели посохов скрестили их и исчезли. Мгновение, – и они уже возле дверей в церковь.
– Красиво, – ухмыляется Марся.
А двери церкви открылись, и из них высыпало человек пятьдесят монахов. Они бодро построились в три шеренги и направились в нашу сторону.
– И все? – как-то разочаровано протянул Борька. – Чей-та маловато их…
– Боря, заткнись, – голос Ильдара. – Командир, мы идем?
– Идем.
– Работаем ножами? – поинтересовался Мамелюк.
– Ты – можешь ножами. А лично я – буду лопаткой.
Я снял рюкзак и быстро вытащил из него малую саперную лопатку. Порадовался остроте ее граней, несколько раз прокрутил лопатку в руке, разминая кисть и запястье, а в левую взял нож. Парни повторили мои действия.
– Ну что, други, покажем ворогу: «Что значит русский бой удалый, Наш рукопашный бой!», – опять вспомнил я Лермонтова.
– Покажем. Ох, покажем! – кровожадно оскалились мои.
– Вах, вэй, за русский не обещаю, но я таки максимально напуган! – вальяжно заявил Зеймович, напоминая нам про его любимую поговорку, что «В мире зверя нет страшней, чем напуганный еврей!».
И мы перешли вторую черту!
Глава семнадцатая. Часть вторая: День сурка
Перешли, ага… Как перешли, так и встали. Наш внешний вид несколько видоизменился. Были мы в добротной снаряге британских САС с отдельными вкраплениями отечественных девайсов, а после перехода этого Рубикона мы все оказались в «афганках», кирзовых сапогах, касках и в советских брониках открытого ношения. Ладно, хоть ножи и лопатки остались прежними.
– Это сейчас чего было?! – недоуменно разглядывали мы друг друга.
– Полоз, это чего?!
Змей выпрыгнул из меня, оглядел и расхохотался.
– Вот идиоты англо-саксонские, – ржал он, – даже тут все перепутали!
– Хвостатый, заканчивай ржать, – рыкнул я на него, – противник приближается! Это чего с нами произошло?!
– Эти полудурки, я про монахов, вместе с основным щитом поставили дополнение, но перепутали заклинание. Поэтому у вас не оружие исчезает, а меняется снаряга. Первый прыжок во времени – это афганская война. Вот, вы и выглядите, как воины-интернационалисты!
– И чего нам делать?!
– Как чего?! Британцев валить! Вперед, Русь!!!
Мы выстроились клином, в острие которого стоял я, и ломанулись на врага.
Пробежав двести метров, замечаем, что основной строй противника замедлил движение, и от него отделился монах. Он бежал к нам и орал:
– Поединок! Поединок!
– Полоз, чего он хочет?!
– Ты глухой? Он поединщика от вас ждет!
– Один на один? Как в стародавние времена?
– Именно!
– Замерли! – даю команду.
В десяти метрах от нас монах остановился.
– Поединок! – повторил он.
– Слышим, слышим. Как биться будем? Голыми руками или с оружием.
– С оружием, – самодовольно отвечает он и вынимает из-под рясы короткий меч.
– Добро, – улыбаюсь я и шагаю вперед. Когда до британца осталось три метра, он атаковал.
Стремительное сближение, шикарный рубящий удар. При этом удар с подвохом: на середине рубящего движения – остановка и короткий укол в шею. Так видели бой монахи.
А так видел бой я и мои головорезы: черепаха в рясе вальяжно разбегается, так же размахивается, наносит удар, по работе его кисти и предплечья видно, что будет смена направления удара, видно, куда и как он будет бить. Наконец, укол в то место, где (теоритически) была моя шея. Заковырка в том, что как только обозначился укол, я чуть сместился вдоль руки монаха и махнул лопаткой. Монах остался стоять, а часть его предплечья, кисть и меч продолжили движение. Но недалеко. Обрубок еще не упал, а я зашел монаху за спину и незатейливо чиркнул ему ножом по горлу. Ливанула кровища. Я чиркнул второй раз, и его голова в моей руке. Со стороны моих головорезов вялые аплодисменты.
– Микола, прихвати тело покойного. Как сблизимся с основной массой – кинешь его в них.
И голову я тоже приберег.
Я снова на острие клина, мы вновь несемся на строй противника. За пять метров до строя монахов я кидаю в них голову поединщика, один из них падает. И тут же в их строй врезается тело поединщика, уложив семерых. А мы прыгаем. Приземляемся за спинами британцев. Разворот и… возглас Борьки:
– А я?!!
Зяма не стал прыгать. Он не перепрыгнул бы. В итоге, картина маслом: напротив сурового строя английских монахов стоит полуголый русский еврей. Тощенький, запыхавшийся, с ножом в одой руке и саперной лопаткой в другой… Оч-ч-чень грозная картина…
– Живым не дамся!!! – гордо заявляет Борька и патетично принимает боевую стойку.
– Зяма, беги! – срываясь на смех, командует ему Ильдар.
Не зря Зимин говорил, что «храброе бегство» наш самый любимый прием в бою. Любимый и замечательно отработанный! Мгновение! И Борька уже в десяти метрах от строя монахов! И уверенно продолжает увеличивать дистанцию!!!
В этот момент мы атаковали англичан. Схватка была недолгой. Монахи кончились крайне быстро.
– Все целы? – вопрошаю я.
– Все! – доносится в ответ.
– Сань, глянь на Борьку! – хохочет Ильдар.
Оборачиваюсь. Два монаха, на свою беду догнали нашего Зяму. Один валялся с разрубленной башкой, а второй лежал и пытался закрыться от ударов нашего еврея. А Борька его запинывал. Запинывал и приговаривал:
– А нехрен… без спроса… руками… меня… хватать…
Судя по всему, они его догнали, но не стали рубить. Решили взять в плен. Ну, их и шибануло! На Борьке же не написано: «Не влезай! Убьет!». Первого он незатейливо грохнул, а над вторым решил поиздеваться.
– Ильдар, успокой Зяму, – командую я и поворачиваюсь к церкви. Я ожидал второй волны ее защитников, но вместо этого от церкви доносятся звуки то ли песни, то ли молитвы, а в глазах темнеет…
Мгновение, я снова вижу, мы все опять стоим перед третьей чертой! Пересчитываю своих. Все! Взгляд на поле боя, а там пусто! А у церквухи открывается дверь, и из нее выбегают защитники. Не монахи. Я пригляделся…
– Сань, а британцы в форме Второй Мировой, – это знаток истории в целом и Второй Мировой Воины в частности – Макс, подсказывает мне.
Еще один взгляд на противника: в их руках винтовки с примкнутыми штыками.
– Полоз, я правильно понимаю, что мы сейчас тоже будем выглядеть, как наши деды и прадеды, и пойдем в штыковую?!
– Именно! Я же говорил, что они все напутали! И каждая попытка будет отсылать всех нас на какой-то промежуток назад. Ну, не совсем нас, а лишь снаряжение.
– Интересный феномен! А трупы куда делись?!
– А их не было! Особенность заклинания в том, что их павшие вновь становятся живыми!
– А если, кого из нас завалят?
– А вы, други мои, прижмуритесь по-настоящему!
– Вот, суки! – высказал наше общее мнение Марся.
– Кстати, Полоз, а до какого момента время будет отматываться назад?
– Не знаю, друг мой. Но не это главное. Вам нужно перейти через третье кольцо! Пока вы его не пересечете, британцы будут возвращать вас на исходную!
– Понял! Вперед!
Мы перешли черту.