Ведь после себя она решила оставить наставления, хоть и знала: «Никто не будет читать откровения сиротки».
— Господин Му Шэн, я видела в окне, как вы вчера в холод смешивали раствор для камня. У меня было желание остановить вас, и, признаться, загнать домой, как ребёнка, — хихикнула Нин Гуан, пребывая в отличном расположении духа, казалось, даже в кокетливом. — Строительство — ваша страсть, да?
— Не моя, а наша общая с ребятами. Не могу присвоить её себе, — и несмотря на то, что отношения с настоятельницами поменялись в лучшую сторону, благоговел Му Шэн всё-таки одной — Ху Тао. Она скромно предоставляла слово другим, молчала и вдумчиво слушала, изредка смачивая горло травяным чаем и зачерпывая ложкой уже остывшую овсянку. Девушка недоедала; относила еду послушницам, оставаясь всегда полуголодной. Из-за этого Му Шэн чувствовал себя негодяем, когда просил добавку.
— Сегодня погода знатная, мы обязательно начнём работу над клуатром{?}[окружённый стенами квадратный или прямоугольный в плане внутренний двор, примыкающий к комплексу зданий средневекового монастыря или церкви.].
— Это так славно! — в полный голос восхитилась Нин Гуан, подмяв руки в лицу, как радостное дитя. — Тогда на обед мы приготовим что-то сытное, согласны?
— Мы не посмеем объедать вас, госпожа аббатиса.
— Рыбы мы наловили много, — Фреки стёрла крошки с губ и взяла в руки пустые тарелки. Многие в столовой тоже уже заканчивали трапезу. — Так что, не обеднеем от сытного обеда.
Ху Тао казалось, что всё хорошо, будто бы Властелин после ужасного кошмара ниспослал девушке спокойные часы. Оглядевшись вокруг, монахиня удивилась тому, как все с аппетитом кушали, беззаботно болтали, улыбались и не болели. Все живы, здоровы, кто-то располнел, кто-то похорошел спустя месяцы работы в монастыре. Последнее больше относилось к монахиням, пришедшим из сгоревшей обители, и отчего-то невольно Ху Тао вспомнила Янь Фэй.
Когда девушка стала настоятельницей, они почти перестали проводить время вместе. Русоволосой невольно казалось, что кошмары ей начали сниться из-за недостатка заботы от милой фиалки. Словно и вся божественность улетучилась из жизни Ху Тао, оставив лишь эфемерные воспоминания. Найдя взглядом посеревшую монахиню, русоволосая вежливо закончила беседу, встала из-за стола с тарелкой овсянки в руках и прошла сквозь ряды столов к одинокому уголку около выхода из столовой. Подойдя ближе, за одинаковыми макушками в клобуках Ху Тао увидела новую соседку Янь Фэй. Му Шэн называл её своей дочерью, а остальные работники и монахини стали называть Синь Янь или по-простому — Яна. Заметив приблизившуюся настоятельницу, смуглолицая незаметно пнула соседку под столом, отчего кружки на месте подпрыгнули. Янь Фэй подняла потерянный взгляд и раскрыла рот, не зная, как успокоить голос и просто сказать: «Здравствуй».
Ху Тао снисходительно улыбнулась, думая, что своим присутствием помешала девушкам разговаривать о личном, из-за этого розоволицая и разнервничалась. Аббатиса положила тарелку рядом с плоской деревяшкой, на которой подавали хлеб, и молча указала на неё. Янь Фэй задрожала, и только тогда Ху Тао заметила, что подруга почти плачет, но сила воли сдерживает поток крокодильих слёз.
Никто из них не успел ничего сказать. Шум на улице, топом копыт, ржанье и мужские голоса отвлекли всех от трапезы, и настоятельницы вместе с послушницами двинулись к центральным воротам. Многие предпочли остаться в тёплой столовой и наблюдать за всем из окна, ведь зрелище открывалось славное: Ху Тао вышла почти без верхней одежды к незваным рыцарям. Они спешились, оставив лошадей в стороне, а сами тяжело протопали к, встречающим их, хозяевам. Девушки окружили мужчин, стали расспрашивать, что же произошло, но те властно приказали вернуться внутрь. Их ожидал допрос. Прекрасно оценивая свои силы, Ху Тао ступила назад, открывая путь Нин Гуан, внушающей авторитет своим холодным взглядом. С ней рыцари с удовольствием начали вести беседу, а двум настоятельницам пришлось следовать за непоколебимыми гостями.
Напряжение в монастыре возросло, рыцари отцепили весь периметр, немалая часть засела внутри, не отрывая взгляда от перепугавшихся девушек. Все ждали дальнейших действий, в том числе и бригада строителей, чью работу бесцеремонно прервали. Со стороны беседа настоятельниц и, стало быть, главного среди всей немалой группы рыцарей, выглядела безобидно. Но никто не решался подойти ближе и услышать о неприятной теме их разговора.
— Монахиня украла трёх кур? Бессмыслица какая, — фыркнула Нин Гуан, а Фреки беззаботно хихикнула. Но только Ху Тао было не до смеха, она вся сжалась, не отрывая взгляда от строгого лица главного рыцаря; он явно был сам не рад тому, что их послали в такую глушь.
— Если скрывать нечего, то вы спокойно дадите нам сделать свою работу, сестра, — отрезал мужчина, выхватив из рук товарища свиток. — Торговец описал, как выглядела воришка, сейчас мы всех проверим, — взгляд рыцаря задержался на Ху Тао, мужчина прищурился, а потом спокойно выдал: — Нет, та потолще была.
Никто из настоятельниц не верил, что монахиня могла украсть в городе трёх кур. Разве такой грех долго остаётся в секрете? Все, как одна, были убеждены, что воришки в их рядах нет, поэтому не подозревали, не обсуждали, а просто смиренно молчали и молились. Ху Тао восхитилась сплочённостью сестёр, и именно это успокоило слабое сердце девушки на время, пока в отдельной комнате не собрали всех монахинь, подходящих под описание.
Пять монахинь, три настоятельницы, два рыцаря и один юноша — все ютились в тесной комнатке, у дверей которых стояло ещё четверо мужчин. Казалось, к обеду нервы у многих готовы были сдать, в том числе и у Ху Тао, ведь она видела собственными глазами, как около стены в шеренгу стоят девушки, среди которых Сян Лин, Кэ Цин и Янь Фэй. Видя, как русоволосая белела с каждой затяжной минутой, Нин Гуан чуть ли не приказывала ей удалиться из комнаты и прилечь, однако она отказалась, лишь попросила всех выказать ей разрешение занять стул. И всё равно коленки дрожали, словно Ху Тао сама стояла у этой стены и ожидала «казни».
— Вы не решаетесь к Властелину воззвать из-за страха, что он вам ответит? — рыцарь презренно приподнял уголок губ. — Мы обыскали погреб и чердак — так и не поняли, что принудило красть слуг Божьих, если голод не властвовал в ваших стенах.
— Отец, сытый голодного не поймёт, — смело произнёс юноша, стойко держащий руки за спиной.
Ху Тао взглянула мельком, заметила, как бела его кожа, темны волосы, на вид кажущиеся такими шелковистыми и мягкими. Несмотря на прилежное лицо, возразить он всё-таки посмел, на что отец лишь цыкнул, смирившись, что в его возрасте такие выражения — не редкость. Для Ху Тао оставалось непонятным, для чего юноша, совершенно не одобряющий методы рыцарей, приехал сюда с группой отца. Дорогой сюртук выдавал в мальчишке, скорее, интеллигента, нежели воина.
— Ты, — рыцарь пропустил мимо ушей слова сына и указал на перепуганную Сян Лин, чьи щёки заметно опустились. — Да, ты. Что ты делала вчера в период с двух до четырёх?
— Н-на кухне б-была.
Рыцарь повернулся к Нин Гуан, ожидая объяснений. Мужчина не совсем понимал, что значило «на кухне», и настоятельница вежливо добавила:
— Сян Лин у нас отвечает за еду большую часть времени и вчера дежурила: чистила овощи, готовила, мыла посуду. С ней были ещё послушницы, могут подтвердить.
Одно имя оказалось зачёркнутым, и перо остановилось около имени другой монахини, оставив около него жирную кляксу.
— Понял. А эта? — рыцарь указал на Кэ Цин.
— Она была со мной, — вступилась Нин Гуан и замолчала, когда все на неё уставились. — Кэ Цин помогала мне перебирать книги в обед, так как я была занята насущными делами. Я уже упоминала, что у нас в монастыре раненый юноша.
— Да, что-то такое было, — рыцарь махнул своему помощнику, выдохнул отчаянно и устало потёр глаза. Его не прельщала работёнка, которой он занимался, это давало надежду, что мужчина так же мирно всех поспрашивает и вернётся с товарищами, откуда пришёл. Однако надеждам Ху Тао не дано было свершиться. — Погоди-ка, — все затаили дыхание. — А я тебя знаю! Точнее, помню твоё лицо, ты часто появляешься в городе около штаба!