— Мне в нашей оранжерее нравится фонтан в центре, он похож на взрывающийся гейзер, а по ночам его вода особенно волшебна.
— Гейзер? — парочка так заговорилась, что не заметила, как почти закончила свой путь. Около входа в стеклянное сооружение их встречали молчаливые слуги.
— Извольте, никогда не слышали о них? Не читали даже?
Моракс показался неожиданно, оборвав диалог и своим взглядом заставив брата самому отойти от невесты и склонить колено. Ху Тао растерялась и поклонилась следом, сжав сильнее тяжёлую книгу. Господин полоз чистил по периметру каменные бассейны, в которых плавали чисто-белые цветки водяных лилий, и первое, что увидели гости, зайдя в оранжерею, как темноволосый, наклонившись поближе, вдыхал свежий аромат, исходящий от растений.
— Господин, прошу меня простить, — отчеканил Сяо, казалось, склонившись ещё ниже.
Моракс поднялся с колен, не ожидая увидеть невесту вместе со своим братом, и строго спрятал руки в широких рукавах. С одной стороны — он хочет забыть обо всём и просто обнять девушку, но с другой — жуткая ревность проснулась в его достаточно спокойном нраве. Мужчина знал, что незрелый брат, младший, относился ко всему проще, сумасброднее, но, по отношению к Ху Тао, хотел искоренить эту детскую безалаберность.
— Я рад видеть вас обоих в добром здравии, для полноты картины не хватает только занятой и трудолюбивой Гань Юй, — рассудительность в Мораксе всё же победила, и он жестом позволил гостям встать вольно, ступив медленным расслабленным шагом вокруг фонтана. — Брат мой, для чего столь массивная сумка?
— Господин, я собираюсь в путешествие, я более не хочу идти по вашему пути, мне нужен свой. Вы многому меня научили, вы воспитали во мне благородного и сильного духа, но во мне нет сердца, во мне нет целей и желаний, как у вас.
— Душа без сердца будет скитаться по миру в поисках того, чем обладать не может. Твоя химера{?}[Неосуществимая, несбыточная и странная мечта] погубит тебя, братишка, — Моракс обошёл невесту и, слегка замявшись, положил руку на плечо Сяо. Тот вздрогнул, посмотрел на мужчину с ликующим восхищением, Ху Тао и не думала, что янтарь в глазах этого юного наглеца может светиться от столь возвышенного чувства. — За пределами моих владений я не смогу помочь тебе или спасти.
— Вы и так меня спасали. Умереть смогу только лишь по вашему приказу и от вашей руки, брат мой, господин полоз.
— Ступай.
— Да, — Сяо взглянул на Ху Тао, — Госпожа, — и поклонился.
Юноша ушёл с сумкой на плечах, но с исчезнувшем грузом совести; после благословения брата, после его добрых слов идти словно стало легче, Сяо чувствовал, что может взлететь, что сможет найти свой истинный Божественный Образ, такой же величественный, как у Моракса или у Гань Юй.
Ху Тао оставила братьев вдвоём, а сама заняла мягкий удобный уголок, размеренно пролистывая страницу за страницей. Когда, казалось бы, голоса стихли, мужчина не поспешил к невесте, а приказал слугам что-то принести. Хватило буквально секунды, и в оранжерею ввезли чайный сервис и сладости. Моракс не баловал себя, но готов был баловать свою невесту, которая, хоть и не признавалась, но обожала сладкое. Увидев башни, выстроенные из различных вкусностей, она удивлённо раскрыла рот, готовая чуть ли не зубами надкусить ВСЁ. Сзади вдруг кто-то встал, воспользовавшись замешательством девушки, и мягко, словно корку льда, осевшую на водной глади, взял прядку длинных волнистых волос. Моракс молча осмотрел её, уловив красноту на щеках монахини, и осторожно, чтобы та не заметила, пощекотал волосами свой нос. Ему стало приятно, если бы он мог, головой окунулся в эти русые волны, но вовремя остепенился, обошёл диван и присел рядом с невестой.
— Мои поздравления, ты спасла их. Друзья спасены, враги убиты, всё сложилось наилучшим образом, — Моракс смочил горло чаем. — И эта книга… Милое название.
— Нин Гуан сгорела в храме? Как она погибла?
— Да, сгорела в храме, — мужчина вновь смочил горло, неприятно нахмурившись. — Ты точно хочешь говорить об этом, дитя? Ты не видела своего супруга около месяца или из-за дрёма ты не ощутила эту разлуку ни капельки?
— Вы хотите услышать, что я скучала по вам? Вовсе нет, я прыгала в огонь, чтобы больше никогда сюда не возвращаться, но всё же, — Ху Тао положила книгу между ними и поклонилась так низко, что почти коснулась её лбом. — Вы вновь спасли меня, господин. Именно вы направляли меня тогда в храме. Благодаря вам мои близкие сейчас в безопасности, а я имею возможность лицезреть этот прекрасный сад и есть сладкое. Спасибо вам!
— Ты умеешь быть благодарной, но я совсем не хочу, чтобы невеста, а потом моя жена так склонялась. Это незнакомо мне. Ни одна из моих прошлых жён не была похожа на тебя, дитя.
— Раз я невеста ваша, отчего дитём кличете?
— Людское дитя — хрупкое существо. У меня никогда не был жён из людей, а Бог, у которого я мог спросить совета, уже забыт и обращён в забвение. Его супруга тоже была монахиней, она была так предана своему делу, что не смогла бросить мир и уйти к любимому, поэтому он ушёл к ней. Бог перестал исполнять чужие желания, людей в храм приходило меньше. Я был знаком с его женой и помогал после смерти мужа. И да, — Моракс коснулся толстого тома и мечтательно произнёс: — Это его жена создала эту книгу.
— Но это книга про вас, так почему же?..
— Эта женщина писала вдохновляющие истории про меня и моих жён, а последняя оказалась вещей{?}[Предвидящий будущее, пророческий] и ушла в народ так стремительно, как не уходило ни одно на свете бедствие. История о монахине и змеином царе… Я и сам полюбил её. Однако больше историй не будет, мадам Пин умерла.
— Пин? — Ху Тао вскочила с мягкого дивана, чуть не выронив книгу. Моракс тут же понял, откуда росло семя негодования и осторожно подушечкой пальца коснулся ладони невесты. — Сестра Пин была супругой забытого Бога? Она писала истории о вас, и она, видимо, оставила мне ту записку! Сестра хотела, чтобы мы встретились с вами!
— Я не могу подтвердить это или же опровергнуть, но, будь уверена, я сделал всё, чтобы мадам Пин была в лучшем месте на этом свете, прошу, дитя, — Моракс увереннее обвил кисть девушки, как змей обвивает что-то кольцом и оставляет мурашки по коже. — У меня никогда не было таких прекрасных жён. И я готов сделать всё, чтобы ты была счастлива со мной, хоть тоже уйти в забвение и дать тебе состариться в чужом теле, как это сделала мадам Пин. И, когда ты умрёшь, мой брат, уже взрослый и зрелый заберёт тебя. Я попрошу его об одном перед смертью: чтобы тебя не бросал. Взгляни на меня, дитя. Моё хрупкое дитя, — Ху Тао почувствовала, как по её прядям аккуратно проводят указательным пальцем, заботливо разглаживая неимоверную красу.
Вокруг них журчал фонтан, расцветали над головами цветы в корзинах, а взгляд Моракса становился всё мягче. Выдержав молчание и увидев, как Ху Тао покраснела, он взял её вторую руку и усадил обратно. Между ними всё ещё была книга, такое незначительное препятствие, но такое важное, памятное, горячо любимое их сердцам.
— Я не желаю предавать вас забвению, иначе молиться мне будет уже некому, так ведь, господин полоз? Вы никогда не оставляли мои молитвы, и я не хочу, чтобы я вновь оказалась в слепом ожидании, когда опасность идёт по моим следам. Я умею быть послушной и благодарной, а вы воистину могущественный и добродетельный. Хоть я и не люблю вас, но за такого человека я всегда хотела выйти замуж.
— Если бы я мог организовать свадьбу, что устроит тебя, я бы сделался самым счастливым мужем на свете. Скажи, как люди празднуют её? Мои прошлые жёны всегда ограничивались лишь пышным пиром.
— Я никогда не бывала на свадьбах, но знаю, что на них кричат «горько», когда пара целуется. Это традиция.
Моракс отвёл ненадолго взгляд, потом склонился над женской рукой и легонько поцеловал её, введя Ху Тао в долгий ступор. Прилив чего-то странного никак не исчезал, девушка наблюдала, как мужчина поднимает голову, всё ещё держа тонкие пальчики в своих ладонях. Ожог после губ накрыла прохлада от рук его, коими он нежно продолжил перебирать длинные волнистые пряди, тихо и беззаботно приговаривая:
— Горько… Горько.