И бросил человека на смерть. Но если вор остался, почему пострадавший погиб?
— Почему раненого не спасли, если палата целителя была рядом?
— Он сам отказался, — возмутился заключенный. — Назвался отрекшимся.
— Это правда? — спросила Аня судью.
— Свидетели подтвердили, — кивнул тот.
Отрекшийся. Она слышала о людях, отказавшихся от любого волшебства и считавших, что мир должен пребывать в равновесии. Каждое исцеление кого-то ранило. Но излеченная травма и полученная не всегда были равноценны. Иногда отдача била едва ощутимо. Иногда гораздо сильнее. Все скрупулезно просчитывалось, поэтому целители помогали лишь тем, кто действительно нуждался в спасении, и держали в палатах клетки с насекомыми и мышами. По слухам, некоторые врачеватели принципиально не брались за легкие травмы, но Аня никогда не слышала, чтобы отказали умирающему человеку.
— Так и есть, — торжественно кивнул вор, ненавязчиво умоляя ее взглядом. — Я ранил, но человек должен был выжить. Он сам выбрал смерть. Сам решил умереть из страха, что отдача убьет живое существо, будь то одна из мышей целителя. Мышь могла почувствовать не больше, чем укол в живот.
Аня покачала головой. Пускай пострадавший отказался от исцеления, но вина подсудимого была неоспорима.
— Ты неправ. Только одно решение убило человека — твое, когда ты ударил его ножом.
— Откуда я мог знать о его верованиях? Мы были недалеко от палаты целителя. Я считал, что ничего страшного не случится.
Аргументы заключенного не тронули Аню.
— Значит, ты виноват в том, что не спросил человека о его верованиях, перед тем как ранить.
Поняв, что от Ани поддержки не дождаться, заключенный обратил взгляд светлых глаз к суровому лицу Каэля.
— Ты должен отозвать свое прошение, — сказал король голосом резким и грубым, напоминавшим скрежет камней. — Что бы ни предложил судья, его наказание будет мягче моего.
— Но я не виноват!
— Разве? — с натянутой улыбкой Каэль достал меч из ножен. — Когда я вспорол живот Ита из Вейла, он бежал, придерживая свои кишки. Сделал почти четыре шага, прежде чем упал замертво. Как далеко отсюда палата целителя?
— Пятьдесят шагов, мой король, — ответил судья.
— Скажи мне, — обратился Каэль к вору, — кто будет виновен в твоей смерти, если ты не добежишь до палат целителя после того, как я вспорю тебе живот?
— Это другое, — от безысходности попробовал вор. — Он отказался…
— Ему бы не пришлось отказываться, не вонзи ты в него клинок! — взревел Каэль. — Твой нож убил человека. Если возразишь, мы проверим, как далеко ты убежишь. Но не заблуждайся, я убью тебя. Хочешь услышать мой приговор?
Вор отчаянно затряс головой, и Каэль посмотрел на судью.
— Он весь ваш.
Каэль пошел прочь, схватив Аню за руку, чтобы не потерять ее, пока они проталкивались через толпу. Вот только проталкиваться им не пришлось. То ли испугавшись грозового выражения его лица, то ли обнаженного меча, люди расступались перед ним.
Внезапно на мостовую выскочила маленькая девочка с каштановыми кудрями и остановилась прямо перед Аней с Каэлем. Судя по росту, ей было всего три или четыре года.
— Бэла! — выбежала следом женщина, но замерла при виде короля, с мечом наголо возвышавшегося над ее дочерью. С губ женщины сорвался вскрик, и ее лицо исказилось от страха.
Ясноглазый ребенок улыбнулся и протянул высушенный цветок с коричневыми лепестками, в котором Аня с трудом узнала маргаритку.
— Что это? — посмотрел на нее сверху вниз Каэль.
— Он ненавидит цветы, — пронесся по толпе ропот. — Он запретил их в цитадели.
Застонав от ужаса, мать бросилась вперед и вскинула руки в мольбе.
— Мой король, умоляю, простите ее.
— За что мне ее прощать? — вложив меч в ножны, Каэль опустился на колени. — Ты только показываешь мне цветок, малышка, или даришь?
— Дарю, — девочка протянула ему маргаритку. — Вы улыбнетесь?
Она указала на поджатые губы Каэля, медленно изогнувшиеся уголками вверх.
— Да, — огромной изувеченной рукой он осторожно забрал цветок из крошечных пальцев. — А теперь беги к маме, малышка, и крепко ее обними. Никогда не забывай, что она столкнулась лицом к лицу с Мясником, чтобы уберечь тебя.
Девочка вернулась к рыдавшей матери. Шагая по мостовой, Аня с изумлением наблюдала за Каэлем до самого дома, где их уже ждали кони. Лишь тогда он в недоумении глянул на цветок. Каэль явно не хотел выбрасывать маргаритку, но не мог управлять лошадью с хрупким стеблем в руке. В сумке сухие лепестки тем более искрошились бы.