У Фелиции слезы выступили на глазах, и она вскочила с кресла.
— Черт бы тебя побрал, Рафаэль! — крикнула она. — Как ты можешь шутить со своей смертью?
Рафаэль опустил рапиру и принялся смотреть, как Фелиция шагает по дорожке сначала в одну сторону, потом в другую, давая выход своему возбуждению.
— Я только так и могу, — сказал он. — Ради Бога, Фелиция, тебе не надо тут оставаться. Уезжай из Бавии сразу после свадьбы, если не хочешь раньше. И не думай, что ты можешь спасти меня от моей судьбы. Никому это не под силу.
— Никому, кроме тебя самого? — заплакала Фелиция. — Но ты слишком упрям и слишком глуп, чтобы что-нибудь предпринять.
С этими словами она убежала, едва не налетев на Эдмунда Барретта.
— Сегодня уже вторая дама убегает от тебя вся в слезах, — заметил Барретт. — Или еще были другие, о которых мне неизвестно?
— Заткнись и держи рапиру, — ответил ему Рафаэль, доставая для него рапиру и бросая ее прямо ему в руки.
Барретт пожал плечами, и они отправились на боковую тропинку в саду, где было довольно места для поединка на рапирах.
— Должен заметить, что мисс Ковингтон считает, — сказал Рафаэль, пока Эдмунд Барретт разминал руку, — что все эти годы ты уступал мне из какого-то дурацкого чувства долга. Это правда?
Телохранитель улыбнулся.
— Ты самый лучший фехтовальщик, какого мне когда-нибудь приходилось встречать, — сказал он. — Но пару раз… Она права… пару раз я мог бы у тебя выиграть.
Рафаэлю понравилась откровенность Эдмунда, но все же он почувствовал себя задетым.
— Возможно, и сейчас тоже…
Рафаэль поднял рапиру, и она засверкала на ярком полуденном солнце.
— Возможно, — коротко согласился Барретт, поворачиваясь лицом к своему противнику.
Они соединили рапиры и услышали мелодичный металлический звон.
— Давай, — ухмыльнулся Рафаэль. — Посмотрим, на что ты способен.
Барретт рассмеялся и сильным ударом едва не выбил рапиру из руки Рафаэля.
— Вы ведь не хотите, чтобы бой закончился слишком быстро, не правда ли, ваше высочество? — спросил он.
Несколько минут они сосредоточенно обменивались ударами.
— Я так и думал, — сказал Барретт, без слов поняв ответ Рафаэля.
Бой продолжался. И чем он становился напряженнее, тем лучше чувствовал себя Рафаэль. Он бился, пока не перестал чувствовать свою руку, пока у него не заболела грудь и ему не стало трудно дышать, пока рубашка у него на спине и груди не взмокла от пота.
Но он преодолел боль и преодолел усталость, впрочем, как и Барретт, который тоже давно превзошел самого себя.
В конце концов, когда Рафаэль уже потерял счет времени, Барретт сделал неверное движение, и ему удалось его разоружить. Рапира телохранителя со стуком покатилась по каменной тропинке, а Рафаэль развернулся и пошел прочь, недовольный своей победой.
Анни спряталась ото всех в дальнем уголке сада возле покрытой мхом и осыпающейся статуи Пана и уселась на такую же древнюю скамейку. Посидев несколько минут неподвижно и придя в себя после разговора с Люсианом, когда она дрожала от ярости и других чувств которым не находила названия, Анни взглянула на деревянную шкатулку у нее на коленях.
Еда, которую она взяла в кладовке, куда-то исчезла, наверное, выпала у нее из рук, когда она торопилась убежать подальше ото всех. Все же, несмотря на все волнения, Анни чувствовала голод.
Вздохнув, она дрожащей рукой погладила крышку шкатулки из вишневого дерева. Потом откинула ее, и перед ней возник как будто маленький столик с чернильницей и специальным местом для ручек и карандашей. Внутри она нашла даже несколько швейцарских марок, совершенно бесполезных в Бавии.
Анни улыбнулась. Шкатулку-столик ей подарили сестры на Новый год. Они все вместе отыскали ее в каком-то магазинчике в Париже, по крайней мере, так они сказали, и обошлись без помощи мамы или гувернантки. На самом деле, это была не совсем правда, потому что без гувернантки Габриэла, Мелиссанда, Елизавета и Шарлотта Треваррен и шагу ступить не смели.
Патрик и Шарлотта Треваррен не были строгими родителями в обычном понимании, но они всерьез заботились о своих дочерях и все делали ради их безопасности.
От одного воспоминания о родных Анни стало намного легче. Она достала пузырек с чернилами, свою любимую ручку и несколько листочков бумаги.
Потом с удовольствием написала «Замок Сент-Джеймс» и число в правом верхнем углу. «Мои самые любимые мама, папа и сестрички…» На этом она остановилась, поняв, что вдохновение покинуло ее.