— Девочка превратилась в женщину, — сказал Чандлер.
Наверное, скажи это другой человек, Анни бы с ним не согласилась, но Чандлер не имел в виду ничего плохого. Он не хотел ее обидеть. И ой был прав.
— Да.
Он радостно улыбнулся.
— Наверное, это прекрасно, когда вот так влюбляешься.
Анни на мгновение прикусила губу, а потом покачала головой.
— Не прекрасно, — печально проговорила она. — Ужасно. Рафаэль привез с собой леди Джорджиану и сделал ей предложение в нашем саду. Они были помолвлены с детства, поэтому предложение было простой формальностью, но я все равно пережила это как самый страшный удар в моей жизни.
Чандлер взял ее руку в свои и погладил. На его лице она читала самое искреннее сочувствие.
— Бедняжка Анни. Вы подслушивали.
Анни неожиданно для себя рассмеялась, удивляя этим и себя, и Чандлера, ведь слезы все еще текли у нее по щекам.
— Точно. Я сидела на дереве и, знаете, прежде чем Джорджиана сказала «да» или «нет», свалилась прямо им на головы. Ну, не на головы, а в ноги. Мне было ужасно себя жалко.
Чандлер коротко хохотнул, представив эту картину. Но, тем не менее, он не забыл подать Анни ту самую салфетку, которую она несколько минут назад аккуратно сложила.
— Вы ушиблись?
Анни вытерла глаза, тяжело вздохнула и, улыбаясь, взглянула на своего нового друга.
— О да. Не представляете, что было с моей гордостью, а уж с сердцем — и говорить нечего.
Он изогнул бровь, всматриваясь в нее с доброй усмешкой и таким пониманием, которого она от него не ожидала, хотя с первой встречи признала в нем умного человека.
— Но кости-то остались целы?
— Все до единой.
— Рафаэль знает, что он разбил вам сердце?
Анни покачала головой.
— Не думаю. А вот Джорджиана знала. Никогда не забуду, какой она была со мной ласковой и доброй. Мамы и папы в тот день не было дома, так что пришлось леди Джорджиане повозиться с моими ушибами и царапинами. Она сказала мне, что когда я вырасту, я тоже найду своего возлюбленного.
Чандлер вздохнул.
— Ах, Джорджиана. Замечательная женщина и очень хорошая… слишком хорошая для нашего мира, я думаю. В нашем кругу было так трогательно встретить искреннюю любовь.
Наступил удобный момент для Анни развеять кое-какие сомнения, и она решила его использовать.
— Они редко случаются? Я имею в виду браки по любви.
По светло-карим глазам Чандлера нетрудно было понять, что Анни не очень искусно скрыла свое беспокойство. Он улыбнулся ей, но выражение его лица было печальным.
— Вы хотите знать, Анни Треваррен, люблю ли я принцессу Федру?
Анни выпрямилась, стараясь делать вид, будто не у нее пылают щеки.
— Да, хочу. Вы любите?
Чандлер потер глаза и вздохнул.
— По какому праву вы задаете мне этот вопрос? — с любопытством переспросил он, но не рассердился.
— Федра — моя лучшая подруга. Мы всем с ней делимся.
Не всем, услышала она голос в своей голове. Ты не сказала Федре, что на самом деле случилось между тобой и Рафаэлем, да и у нее появилась от тебя тайна. Ты сама видела, как вчера сверкали ее глаза. Помнишь?
— Понятно. Что ж, вы мне рассказали о своем падении с дерева после того, как Рафаэль сделал предложение Джорджиане, и будет только честно, если я отвечу вам так же искренне. Нет, мисс Треваррен, я не люблю Федру в том смысле, который вы имеете в виду. У меня не было ни времени, ни возможности развить в себе такое чувство.
Анни была разочарована.
— Но вы так смотрели на нее, когда вышли тогда из кареты… Так целовали ей руку…
Чандлер хмыкнул и запустил руку в волосы.
— Ах, Анни, какая же вы фантазерка! Впрочем, возможно, я так на нее смотрел. В конце концов, Федра… Федра на редкость прелестна. Наши семьи уже много столетий…
— И все? — крикнула Анни, вскакивая на ноги.
Чандлер тоже встал и теперь смотрел на нее с искренним сожалением.
— Нет, — сказал он. — Когда я увидел взрослую Федру, я подумал, что в один прекрасный день, если мы оба постараемся, то, возможно, полюбим друг друга. И я был счастлив тогда.
Анни открыла было рот, чтобы что-то сказать, но поняла, что сказать ей, в сущности, нечего, и она закрыла его.
Чандлер легко положил руки ей на плечи, наверное, так сделал бы брат, если бы он был у Анни.