Я замотала головой.
– Ли Лан, я человек прямой, – завершил кавалер свою речь. – Ты выйдешь за меня?
– Нет! – потребовались все мои силы, чтобы дать такой ответ.
Он выглядел уязвленным.
– Ну-ну. Не будь такой торопливой. Знаю, я должен был сделать предложение через твоего отца. На самом деле я убедил мать помочь в этом – добыть одну из твоих вещей, чтобы мы смогли встретиться вот так.
Я подумала о ленте, которую мадам Лим попросила у меня. И судорожно поперхнулась. Горло пересохло, будто в него набили капок – шелковистое волокно хлопковых семян, отличный наполнитель для подушек и матрасов.
– Я не могу стать твоей женой.
Он нахмурился.
– Знаю, трудновато вести дела в моем состоянии… – Он сделал жест руками, словно не хотел это произносить, и продолжил: – Однако это не проблема. Многие влюбленные были вынуждены преодолевать это обстоятельство.
– Нет!
– Что значит «нет»? – Его голос звучал желчно. – У нас состоится грандиозная свадьба. А потом мы будем вместе. – Юноша смолк и улыбнулся. Ужасной, безрадостной улыбкой. Воздух вырвался из моей груди. Персиковые деревья закружились в дымке зеленого и розового. Вдали я слышала вопли Лим Тиан Чина, но, приложив невероятное усилие, заставила себя проснуться и наконец села в кровати – вся потная и дрожащая.
Меня мутило, хотелось извергнуть желчь этой омерзительной встречи. Я, тщательно обученная отцом не верить в духов, призналась себе глубокой ночью, что Ама оказалась права. Призрак Лим Тиан Чина проник в мои сны. Его нежелательное присутствие отравляло глубины моей души. Я настолько испугалась, что свернулась в клубочек на кровати и обернулась одеялами, несмотря на удушающую жару, и так встретила рассвет.
В это утро я долго лежала в постели, гадая, не схожу ли с ума. Порой по нашей улице блуждал истощенный, еле прикрытый лохмотьями лунатик. Он постоянно бормотал себе под нос; его зрачки сужались, как у бешеной птицы. Я раньше давала ему несколько монет. Иногда сумасшедший клал их в карман, а порой – лизал или отшвыривал. Ама говорила, он общается со смертью. Неужели я обречена стать такой же? Однако я никогда не слышала о безумии в нашей семье, только перешептывания о печальном крушении рода. Да, няня и Старый Вонг, наш повар, также испытывали странную неприязнь, например, к главной лестнице дома. Но я выросла с их суевериями и привыкла к ним. Ни разу я не слышала беседы о сумасшествии. И все же я чувствовала себя подавленной из-за теней. Казалось, что повсюду вокруг нас обитали мертвые. Конечно, это глупо. Смерть следовала за жизнью в бесконечной цепи перерождений, если верить буддизму. В общем-то, номинально все мы были буддистами, хотя мой отец, как строгий конфуцианец, сохранил за собой право презирать эту религию. Я сказала себе – это сон, ничего больше.
Когда я спустилась, Ама захлопотала было надо мной, но потом, видно, решила, что моя апатия возникла из-за избытка волнения прошлой ночью. Я почувствовала, что обязана притвориться веселой, пока она расспрашивала о торжествах. Через некоторое время я спросила у нее о Ян Хон.
– Дочка второй жены? – переспросила няня. – Она единственная вышла замуж по любви, хотя разразился громкий скандал. Я это слышала от слуг. К счастью, юноша происходил из хорошей семьи, правда, денег у них все равно не водилось.
– Как ей удалось выйти за него?
– Айя! Проверенным способом, а как же. Она забеременела. Как им удалось слюбиться, не знаю, но обвинили во всем ее матушку. Говорили, поэтому-то вторая жена и умерла.
– Я думала, от малярии.
– Ну да, так говорят. Но я считаю иначе: похоже, она так устыдилась, что потеряла волю к жизни. После ее смерти семейство Лим ощутило вину, так что свадьба состоялась. Парнишка после этого уехал в Гонконг учиться, а Ян Хон родила первенца дома. А когда он вернулся – у нее прибавилось еще двое детей.
Итак, мама Ян Хон купила счастье дочери ценой жизни. Грустная история, но она объясняла разницу в возрасте между ее детьми. Я подумала о прошлой ночи. Ян Хон выглядела воодушевленной, занятой и удовлетворенной. Как я завидовала ее счастливому браку! В конце концов, ничто не было тем, чем казалось.
Я провела день, лежа на ротанговой кушетке в кабинете отца. Плиточный пол там оставался прохладным даже в самую яростную дневную жару. Невозможно было вообразить, как кули ухитряются работать в оловянных шахтах. Смертность оставалась высокой, но они все равно приплывали в набитых битком кораблях из Китая, вместе с индийцами из Мадраса и Ченная, которые высаживались на берег с намерением работать на каучуковых и кофейных плантациях. Часто я гадала, каково это – уплыть отсюда в другие страны. Тиан Бай так поступил, и я бы желала поехать на восток, повидать Молуккские острова, а потом в Гонконг и даже в Японию. Но такие странствия были не для меня.