Мара Дарова
Невеста проклятой крови
Глава 1
Графство Стааф
Юный граф Габриэль Стааф сидел в обеденном зале. Расположившись у окна в грубо сбитом дубовом кресле, подсунув под спину подушку из гусиного пера, он читал, иногда отрываясь от страниц и бросая долгий взгляд в окно на двор фамильного замка. Время перевалило за полдень, а это значило, что скоро его старшая сестра должна была вернуться домой. Она, как обычно, принесет из леса подстреленного зверья: кролика, тетерева, глухаря; будет пахнуть листвой и мхом. А он почувствует себя виноватым за то, что ей приходится тянуть на себе все пришедшие в упадок владения, заботиться о крестьянах, живущих в долине, посевах, раскинувшихся на полях, лошадях, стоящих в конюшне, да обо всем! Даже о нем, - единственном оставшемся в живых мужчине рода, о том, кто сам должен быть её защитой.
Габриэль - наследник дома Стааф, являлся самым большим разочарованием своего отца. Слабый и болезненный он был не способен даже натянуть тетиву лука, не то что поднять меч. По началу отец: королевский паладин, могучий воин закаленный в боях, пытался обучить сына военному искусству, но эту затею пришлось оставить: кости Габриэля не выдерживали малейшего удара. После того, как юный граф в третий раз сломал руку, отец сдался. Цинтия, его старшая сестра, дабы перетянуть внимание отца на себя, взяла в руки лук и села на коня. Хотела ли она владеть оружием? Пожалуй, нет. Просто защищала брата, желая, чтобы отец больше не приводил к нему учителей фехтования, которые, пусть случайно, но с завидным постоянством ломали его. Учителя не были виноваты в травмах. Причиной тому слабое здоровье Габриэля, но Цинтия не могла видеть его страдания.
- Отец! – сказала она однажды. – Габриэль может быть и слабый, но он умный! Он в свои семь лет прочитал столько книг, сколько я за всю жизнь не осилю. Вот увидишь, его пытливый ум ещё сделает честь дому Стааф! А сильной буду я!
- Да будет так! – ответил тогда отец, сурово сдвинув брови. И девятилетняя девочка заняла место брата на уроках фехтования. Возможно, граф Стааф надеялся, что тяжелые нагрузки заставят девочку отступиться от своих слов, сдаться, просить вернуть все, как было. Не важно. Цинтия не сдалась, не отступилась и как бы не было трудно, ни разу даже не попросила о передышке или снисхождении.
О, как злилась мать! Графиня Стааф каждый день проедала мужу плешь своими увещеваниями, говорила, что девочки не для того рождены на свет, не должны скакать на лошадях, не имеют права махать мечом, что это недостойно благородной леди. Говорила, что Цинтии и так досталась тяжелая участь старшего дитя рода, а значит наследницы магических способностей, что она должна готовиться к поступлению в Королевскую магическую академию, но отец был непреклонен: дочь сама приняла на себя эту участь, сама решила закрыть собой брата, и теперь должна держать свое слово и отвечать за сказанное. Знала бы тогда мать, что умение Цинтии стрелять из лука и скакать верхом спасет её детей от голодной смерти, стала бы так упрямствовать? Конечно, нет.
Цинтии только-только исполнилось двенадцать, когда отца призвали в королевское войско. Начались годы Холодной смуты. Все изменилось. Казалось, сама природа восстала против живущих, против идущей где-то далеко на севере войне: весна приходила поздно, лето стало холодным и дождливым, осень ранней, а зима – лютой. Урожай с полей снимали скудный, а налоги задрали так, что после всех выплат простому народу почти ничего не оставалось. Люди испытывали голод и нужду. Мать всё чаще говорила о надвигающемся белом хладе, который поглотит все и вся, заморозит каждого, отберет жизнь. Ночами она расхаживала по замку и пела протяжные песни о ледяных великанах, утаскивающих детей из колыбели, чтобы превратить в ледяные скульптуры в своих снежных дворцах.
В эти ночи Габриэль не мог заснуть от страха, прислушивался к шагам, раздававшимся за дверьми его покоев, и протяжному пению матери, пробирающему до самых кишок. А когда лежать в темноте, в объятиях ужаса становилось невмоготу, он выскальзывал из постели и со всех ног мчался в покои сестры, прокрадывался мимо спящей старой прислужницы, а оказавшись у кровати Цинтии убеждался, что она тоже не спит.
- Забирайся, - шептала сестра, откидывая край одеяла. Габриэля уговаривать было не нужно - он только того и ждал.
- Цини, а что такое с мамой? - однажды спросил он. – Зачем она поет эти страшные песни?
- Не знаю, - ответила сестра. – Но мне кажется, она сошла с ума.
Быть может, Цинтия тогда сказала это со зла, от того, что переживала за брата, от того, что сама не понимала, почему мать так себя ведет. Но она была права: безумие коснулось графини Стааф.