Я словно опять оказалась на заснеженном поле, утопаю почти по колено в снегу и неотрывно смотрю на безобидную мишень. Моя рука дрожит, в глазах мутно от слез, но стоит только вообразить на месте деревяшки отца и прислушаться к такому спокойному и уверенному голосу Воронцова, как все становится ясным и четким, а рука почти не трясется!
Я сбрасываю шаль на пол и, прижав к груди оружие, торопливо шагаю к выходу. Он не войдет в дом и не заставит меня бояться, не причинит нам зла!
Лакей испуганно охает, отступая с моего пути и поминая бога, а я распахиваю дверь и выскальзываю на улицу. Я не чувствую холода и ветра, я жду его на крыльце, как самого почетного гостя, убрав оружие за спину и деланно расправив плечи.
Князь Строгонов поднимается на две ступени и вскидывает голову, я замираю и перестаю дышать, цепенея от этого по-настоящему ледяного взгляда.
— Вас никто сюда не приглашал, папенька! — грубо произношу вместо приветствия.
Рука за спиной сильнее стискивает холодный металл, и это придает мне уверенности и даже немного успокаивает.
— Вот как ты заговорила, смело-смело! И это после того, что случилось с твоей сестрицей! Не боишься меня, стало быть? Думаешь, старуха и ее сопляк защитят тебя? — он поднимается выше — торопится настигнуть свою жертву и растерзать, я вижу это в его глазах. Азарт и настоящий голод! А я ведь еще помню, какой тяжелой может быть его рука, все еще вижу кошмары о тех ночах, когда он вымещал на мне свою злобу и с упоением безумца бил… желая отыграться на мне за сестру, которая смогла вышвырнуть его из дома покойного графа Богданова.
— Не приближайтесь, не то пожалеете! — хрипло произношу я.
Отец только усмехается и преодолевает еще три ступени. Мой пульс учащается, я чувствую, как страх сжимает мое горло и отнимает последний кислород.
«Боишься? Это нормально! Все боятся! Посмотри внимательнее в глаза своему страху, прицелься, как следует, и нажми спусковой крючок, девочка!» — советует Алекс в моей голове.
Поджимаю губы и заставляю себя вдыхать морозный воздух. Все вокруг становится размытым и теряет форму, кроме его лица…
— Я сказала вам остановиться! — кричу, срывая голос и тут же ощущая боль в горле.
Я направляю на него пистолет, и он, наконец, замирает на месте, удивленно уставившись на мою руку.
— Думаешь, тебе удастся напугать меня? Вот только я прекрасно вижу, как дрожит твоя кисть от страха! Полагаешь, убить своего отца так легко? — он делает еще один шаг вперед. — А вот я, не дрогнув, убью тебя собственными руками, жалкая, сопливая девчонка!
— Стоять! — хрипло произношу и, с трудом взяв себя в руки, стреляю вверх.
Выстрел ненадолго оглушает меня, рука дрожит и ужасно ломит кисть, хочется бросить проклятую железяку и сбежать. Отец замирает на месте, я вижу недоумение и страх в его глазах. Да, он не ожидал, что я способна на нечто подобное! Слеза скатывается по щеке, но я не могу плакать, я должна смотреть ему в лицо и следить за каждым шагом.
— Я выстрелю в вас, избавлю этот мир от скверны, отправлю вас к дьяволу, где вам самое место! — кричу я, делая шаг вперед.
Я чувствую озноб, но на этот раз не от холода и даже не от страха. Это странное состояние, так похожее на безумие: я словно стою у пропасти, в одном шаге от бездны, но если упаду, он окажется там вместе со мной!
Князь смотрит на меня широко раскрытыми глазами и отступает, а я, не задумываясь, иду следом.
— Вы разрушили жизни своих детей, вы всегда приносили людям только боль! Никто не будет вас оплакивать, отец! — с презрением произношу последнее слово.
Кажется, с каждым мгновением револьвер становится тяжелее, но я не могу опустить руку и позволить ему победить и пройти мимо. Я ДОЛЖНА остановить его, должна!
— На колени! — не своим, мертвым голосом приказываю князю, взмахнув оружием перед его носом.
Он смотрит все с той же черной ненавистью, наверняка проклиная меня и желая отомстить.
— Ну же! — визгливо повторяю требование, и он действительно опускается на тротуарную дорожку, снимает с головы шляпу.
Глаза напротив такие же голубые, как и мои: я столько раз искала в них сострадания и хоть толику теплоты, но все было тщетно! А сейчас я желаю увидеть в них раскаяние и сожаление, хочу, чтобы он признался, что был жесток, и попросил прощения, спас меня от падения в пропасть, ведь я не в силах нести этот крест всю оставшуюся жизнь! Но этого не случится! Я ненавижу его, всей душой ненавижу и потому желаю избавления, желаю освободиться и больше ничего не бояться, хочу, чтобы боль ушла от одного лишь нажатия на спусковой крючок.
— Значит, решила убить? Ну что ж, тогда стреляй, не медли! Хоть раз в жизни доведи дело до конца, дрянь! — грубо рявкает князь.
— Замолчите!
Я пытаюсь больше ни о чем не думать. Воздух обжигает легкие, в носу неприятно свербит и хлюпает, губы дрожат, а глаза наполняются влагой, но я готова нажать на курок — только бы не зажмуриться и не отвести глаз…
* * *
— А ты чего это тут удумала без моего разрешения, м? — знакомая кисть с длинными музыкальными пальцами медленно ложится прямо на дуло пистолета и опускает мою руку, перехватывая револьвер.
Я выдыхаю, и во мне словно совсем не остается сил. Я чувствую слабость в ногах и головокружение.
— Алекс? — невнятно переспрашиваю, чтобы убедиться, что он действительно здесь.
— Да, маленькая княжна, это я, расслабься! Ты настоящая умница, я горжусь тем, какая ты сильная! — он слегка обнимает меня за талию, не позволяя упасть, и продолжает целиться в моего отца.
— Потому что хотела его застрелить? — спрашиваю, дрожащим от перенапряжения голосом.
— Нет, потому что ты этого не сделала, но поставила своего старика на колени! Ты ведь понимаешь, что победила его? Твой страх больше не управляет тобой! Ты ведь вовсе не задыхаешься, правда? Бледная, взъерошенная, встревоженная и уставшая, ты все же стоишь на ногах и смотришь на него, а не лежишь, забившись в угол и отчаянно хватаясь за горло! — он целует мои волосы и крепче притягивает к груди, а потом снова отстраняется.
— Ну, здравствуйте, князь-батюшка, давно не виделись! — совсем не по-доброму улыбается Воронцов. — Надеюсь, вы гордитесь своей дочерью!?
— Вы все поплатитесь за это, я не прощу подобного унижения! — угрожающе произносит отец.
— Честно говоря, я действительно готов приплатить, чтобы расправиться с вами! — фыркает в ответ Алекс.
— Ты можешь забрать ее и увести к сестре! — кричит Воронцов куда-то в сторону и я, вздрогнув от громкого голоса, оборачиваюсь.
Эрик стоит в нескольких шагах от нас и, поджимая губы, смотрит на меня. Он больше не злится. Теперь на его хмуром лице отражается удивление и замешательство и, возможно, даже беспокойство.
— И позови сюда герцога, приятель, нам нужно встретить гостя со всеми почестями! — продолжает раздавать приказы Алекс — уж он-то точно любит командовать.
— Не спускай с мерзавца глаз! — отвечает ему австриец.
— Уж поверь, если он дернется, я не промахнусь! К примеру, прострелю ему ногу для верности!
В словах Воронцова я не слышу привычной шутливости и даже насмешки, он предельно серьезен, смотрит на отца тяжелым, еще незнакомым мне взглядом, а тот побагровел от ярости, но, увы, его угрозы совсем не напугают молодого человека.
Эрик подает мне руку и тянет назад, явно намереваясь увести обратно в дом, я же робею и прячу взгляд. Чувствую себя чудовищем, ведь я только что едва не превратилась в подобие отца, который привык наказывать людей без суда и следствия!
— Ты совсем заледенела, — ворчит австриец.
— Но мне не холодно, — растерянно бормочу в ответ, спотыкаясь на ровном месте.
— Постарайся взять себя в руки, Алиса! Теперь я вижу, что ты можешь это сделать, ты и впрямь стала сильнее, чем прежде, ты справишься! Твоей сестре незачем волноваться, просто дождись меня, и мы снова поговорим, хорошо? — он останавливается у двери, так знакомо касается моего лица ладонями и заставляет смотреть в глаза.