— Да, — спокойно ответил ему я, хотя и мне приходилось мысленно признать, что она хороша и весьма притягательна, пусть я и не разглядел в ней этого с первого взгляда.
— Идиот! — сквозь зубы и вполголоса ответил Рик. — Ты знал, что ее хотят выдать за Этого? Да я бы порядком приплатил ее отцу и женился на ней, лишь бы спасти бедняжку от такой участи!
— Она не такая уж и бедняжка! Оглядись вокруг! — раздраженно бросил ему я.
— Это ты оглядись вокруг: она все равно что в клетке и в полной власти этого… как его там Борислава? Пока ты тут флиртовал с той безмозглой курицей, я кое-что о нем узнал! Этот человек шесть раз становился вдовцом! Шесть, Костя! — в голосе Эрика проступало отчаяние и злость.
— Прекрати! Нам пора возвращаться в зал, а то привлечем чье-нибудь ненужное внимание! — процедил я.
— Плевать! — разгорячился австриец.
В чем-то он был прав: я ничего не знал ранее о новом женихе этой девушки и я действительно успел познакомиться с одной прехорошенькой особой, пока гости съезжались со всех концов губернии.
И с досадой могу признать, что юная Арина оказалась на редкость скучным и глупым созданием, и мне, в самом деле, жаль маленькую княжну, но я не из тех, кто мог бы отважиться на брак из жалости! Нет уж, увольте!
А вот Эрик меня беспокоил куда больше, мне казалось, что еще чуть-чуть и он выкинет что-нибудь ужасное и непоправимое — зря я его сюда взял, зря!
* * *
Театр абсурда продолжался: мои счастливые родители и заплаканное и совсем растерянное личико сестрички, гости, безропотно сочувствующие или насмехающиеся над моей персоной, граф, преисполненный довольством, неизменно гладящий мою коленку под платьем, одаривающий меня своими омерзительными поцелуями и попеременно касающийся то моей шеи, то губ.
Я не могла избавиться от этой горечи во рту и упрямо тянулась к бокалу с вином снова и снова.
Граф Крайнов опять посмотрел на меня, и я почувствовала и в его взгляде это разъедающее и так ненавистное мне чувство жалости. Вот только я не видела в нем раскаяния, не видела в нем любви и тревоги, даже привычной самоуверенной насмешки — только жалость, брошенную мне, словно кусок черствого хлеба бродячей собаке.
Вино наконец-то стало действовать, но я не ощущала безразличия ко всему, как мне того хотелось ранее, я чувствовала тошноту и головокружение, слезы, застилающие глаза, но еще пока не вырвавшиеся на свободу и еще какую-то глупую и неоправданную решимость.
— Мне нужно подышать свежим воздухом! — произнесла я, смело убирая лапы мужа со своей ноги.
Он пристально посмотрел на меня, потом кивнул каким-то своим мыслям, а я мысленно взмолилась, чтобы он не отправился провожать меня.
— Борислав Вадимович, не уделите ли мне пару минут! Простите мне мою дерзость, графиня, но я решительно намерен похитить вашего мужа ненадолго, — произнес высокий и незнакомый мне мужчина, явно имеющий какие-то общие дела с моим супругом.
«О, я бы простила вам дерзость забрать его даже в самое пекло ада!» — мысленно фыркнула я.
Муж явно не хотел выпускать меня из своих рук, но все же уступил под напором своего гостя.
— Не стоит уходить далеко: мой сад так велик, что в нем можно заблудиться, поэтому советую тебе воспользоваться балконом, дорогая! — наставительно произнес он.
Я была почти уверена, что никто и не позволил бы мне далеко убежать, даже если бы эта идея ударила мне в голову, и потому, кивнув в ответ, просто решительно поднялась со своего места.
Мир покачнулся, но снова стал прежним, как только я ухватилась за край стола. Шаг, еще шаг и с каждым разом все легче дышать от одной лишь мысли, что я отдаляюсь от него!
Я не хотела никого видеть, даже Лисенка: не могла смотреть на нее и продолжать успокаивать и обнадеживать, на это просто не было сил и воли.
Взгляд зацепился за крестьянку, несущую к столу новую бутылку вина.
Я отобрала из ее рук эту бесценную жидкость, и она не рискнула спорить со своей новой хозяйкой. Я даже увидела в ее глазах понимание и… снова сочувствие! Как мерзко! Как чудовищно и как неправильно!
О, мне хотелось кричать…
Я выбралась на широкий балкон, оглянулась и вдруг с неожиданной даже для меня смелостью подперла двери стоящим здесь же стулом, подошла к перилам и вдохнула полной грудью, сделала большой глоток вина, потом еще и еще, пока сад перед глазами не стал сливаться в одно большое зеленое пятно.
Мне захотелось крыльев и свободы, но у меня не было ни того, ни другого, и я решительно взялась перебираться через перила, и эта идея не казалась мне такой уж глупой!
«Умру и все прекратиться! Быть может, это даже к лучшему! Быть может, отец не посмеет после такого выдать Алису за нелюбимого, ведь она намного слабее меня, она тоже не выдержит! Это лучше, в стократ лучше, чем снова ощущать на себе прикосновения этого чудовища и отдать ему свою невинность!»
Я с трудом могла сфокусировать взгляд и разглядеть, что происходит у меня под ногами, где на вымощенной камнем тротуарной дорожке уже собирались люди, заметившие отчаянный порыв новой хозяйки поместья, особенно после того, как она швырнула полупустую бутылку вина под ноги стражникам.
Мне всего-то и нужно было — разжать пальцы, а я продолжала смотреть вверх, в небо: почему — то именно его я сейчас видела так отчетливо и ясно, и мне казалось, что я не упаду вниз, а поднимусь вверх, если по-настоящему этого захочу!
Часть 1. Глава 9
«Что там происходит!?» — роптали все вокруг.
Шум и суматоха усиливались, люди высыпали на улицу и ошарашено уставились наверх, где молодая графиня, перебравшись через кованые перила, стояла на краю между жизнью и смертью.
Граф Богданов был тут же, и глаза его округлились от ужаса и негодования, когда он увидел сию картину.
— Как она посмела! — возмущенно вырвалось из его уст.
Кто-то в толпе услышал и тут же подхватил его слова.
— Как она посмела? Да уж ясно, ирод, что не по доброй воле девочка за тебя пошла, не от счастья слезы проливала у священного алтаря! — голос принадлежал престарелой княжне Доровской.
— Скольких ты уже извел, душегуб проклятый! — вторил другой женский голос.
— И мы хороши, каждый раз смотрим на это спокойно и пьем за «счастье» молодых! — а это уже негодующий голос полковника Сводина.
— И ведь и это ему с рук сойдет! — еще один возмущенный вопль.
Лицо графа побагровело от злости.
«В моем доме! Прямо мне в глаза сказать такое!»
— Конечно, сойдет и будет сходить до тех пор, пока мы все будем молча наблюдать за тем, как он издевается над невинными девами! — снова не унималась Доровская.
Граф ослабил ворот рубахи, неожиданно почувствовав жар и нехватку кислорода.
— Я прикажу вас всех вышвырнуть вон, а эту снять оттуда и как следует выпороть! — грозно произнес он, несмотря на сухость во рту и давящую в виски боль.
— Выпороть говоришь? За что же, интересно знать?
Снова раздался возмущенный голос.
«Кто на это раз?» — озираясь по сторонам, подумал граф.
— Кто это сказал?! — возмущенно и хрипло произнес Богданов, пытаясь растолкать собравшихся.
А в это время несколько человек уже собрались у дверей балкона, намереваясь их выломать.
Молодой австрийский гость оказался самым ярым и напористым: расталкивая стражу графа, он навалился на дверь собственным плечом и, не без усилия, распахнул ее.
— Не подходите, отойдите назад, она может испугаться и упасть! — резко и грубо приказал он остальным.
Девушка на балконе смотрела пряма на него, обернувшись вполоборота, и взгляд ее был затуманенным и даже безумным и в то же время совершенно обреченным и решительным.
— Что вы здесь делаете? — спросила она, продолжая балансировать на самом краю выступа.
— Я пришел, чтобы спасти вас! — уверенно ответил молодой человек и сделал шаг ей на встречу.
— Не смейте! Не приближайтесь! — предупредила она, и он замер на месте, увидев, как дрогнули тонкие пальчики, сжимающие металл.