22. Волобуев
Иннокентий Гаврилович Волобуев окончил энергетический институт в 1949 году. С тех пор жизнь неизменно баловала его.
Причина успехов Иннокентия Гавриловича заключалась не только в том, что он был неглупым человеком и способным инженером. Даже среди неглупых и способных он всегда выделялся.
Еще в ранней юности Волобуев понял, что открытая, подкупающе доброжелательная манера держаться облегчает отношения с людьми. В какой-то книге он прочел, что деловые люди Соединенных Штатов Америки взяли улыбку, так сказать, на официальное вооружение и считают ее залогом успеха. Волобуев твердо запомнил это.
В годы, когда он заканчивал образование и начинал служебную карьеру, улыбка была непопулярна. Сумрачно-сосредоточенное выражение лица отличало многих руководящих работников, с которыми ему приходилось иметь дело. Они наглядно демонстрировали, что целиком поглощены государственно важными мыслями и несут на своих плечах неимоверно тяжкий груз.
Но людям свойственно улыбаться. Волобуев понял, что улыбающегося человека полюбит даже тот, кто не привык улыбаться.
Полюбит за приятную слабость, которой сам не подвержен. Многих успехов Иннокентий Гаврилович Волобуев добился благодаря своему умению разговаривать с нужными людьми, благодаря улыбке, редко покидавшей его открытое, ребячливое лицо.
Казалось, все хотели сделать Волобуеву что-нибудь приятное. Он держался столь простодушно и весело, что никто не видел в нем претендента на высокие посты. Но выходило так, что его на эти посты всегда охотно назначали.
Все знали, что биография у Волобуева безупречная. Он был сыном умершего еще перед войной дипломата. Мать его вторично вышла замуж за ответственного работника министерства электростанций. До окончания института Волобуев жил с отчимом и матерью.
После института он работал некоторое время мастером на производстве, потом был взят в министерство. Оттуда его направили на строительство крупной электростанции. Сначала он был заместителем начальника строительства, но уже через полгода стал начальником.
Где бы Волобуев ни работал, всегда получалось так, что в нем видели кандидата на более высокий пост. И его назначение на этот пост воспринималось всеми, как нечто само собою разумеющееся.
Веселый, душа нараспашку, он, казалось, не мог причинить никому зла. Строгость, которую он порой проявлял на службе, не обижала людей. Это была, если так можно выразиться, какая-то веселая строгость.
Перемены, происшедшие после 1956 года, лишь способствовали новым успехам Волобуева. Он быстро оценил свои новые преимущества. Давно усвоенная им манера держаться невольно заставляла окружающих видеть в нем типичного представителя новых руководящих кадров. Он был демократичен, весел, но в то же время деловит, не боялся острой, критической шутки, не придавал большого значения человеческим слабостям.
Он не только ругал «культ», но время от времени скептически отзывался о нынешнем руководстве, умел рассказать анекдот, не очень злой, но обязательно с легким политическим подтекстом, причем рассказать так, чтобы слушателям было не вполне ясно, кого он высмеивает — тех, против кого анекдот направлен, или тех, кто всерьез рассказывает такие анекдоты.
Все это было для Волобуева игрой. Легкой, изящной, веселой, правила которой давно и прочно усвоены. Главное правило заключалось в том, что сам Волобуев никогда не принимал эту игру всерьез. Он всегда помнил, что это лишь поверхность жизни, ее, так сказать, оболочка, скрывающая реальные отношения между людьми.
Волобуев всячески угождал начальству, в то же время постоянно демонстрируя свою независимость от него. Можно было всемерно содействовать возвышению того или иного лица и курить ему фимиам, но в то же время при каждом удобном случае решительно осуждать культ личности.
Надо было всегда помнить, что любому руководителю ничто человеческое не чуждо. Но каждый поступок следовало облекать в одеяние современной терминологии. Тогда все давалось легко и вызывало сочувствие окружающих.
Игра, которую вел Волобуев, была чем-то вроде высшей математики, но, в отличие от нее, предполагала полную противоречивость действий и отсутствие в них внутренней логики. У этой игры были свои правила, но не было законов.
В отличие от нее, реальная жизнь, по убеждению Волобуева, подчинялась элементарной арифметике. Как и в арифметике, здесь существовали простые, но непреложные законы, нарушение которых не прощалось никому. Волобуев считал, что реальная жизнь развивается именно по этим законам. Человек, принявший правила игры за законы жизни, совершил бы крупную ошибку. В игре ее еще можно было бы простить. Но в жизни такая ошибка неминуемо оказалась бы глупостью. А глупость была хуже ошибки. Ей Волобуев не находил никакого оправдания.