Валя молчала.
— Так вот, — продолжал Комаров, — Ваш отец очень обеспокоен. Ему кажется, что вы сделали неправильный выбор…
— Скажите, товарищ Комаров, — сузив глаза, спросила Валя, — это в порядке вещей — если девушка делает неправильный выбор, то ее вызывают… то есть приглашают к секретарю обкома партии?
— Разумеется, нет, — несколько смущенно ответил Комаров. — Не скрою, в данном случае у меня есть… причина.
— Какая? — все тем же наступательным тоном спросила Валя.
— Мы вернемся к ней позже. А пока давайте поговорим. Просто поговорим, если не возражаете. Идет? Итак, вы любите Володю Харламова… Вы активно выступили в его защиту. Верно? Вы — комсомолка?
— Да.
— Вот и давайте поговорим, как… коммунисты. Наш разговор может быть очень коротким. Скажите, почему вы решили защищать Харламова? Вы можете мне ответить, что это вопрос личный. И разговор будет закончен. Вторгаться в область чувств я, естественно, не имею права. Итак?..
— Нет, не только… личный…
Он приподнял брови.
— Конечно, я люблю Володю, — без тени смущения сказала она. — Если бы вы задали мне свой вопрос… раньше, я бы ответила вам: «Да, это касается только нас с Володей».
— А теперь?
— Теперь… — Она покачала головой. — Нет, теперь мне кажется, что не только. Вы знаете… я, наверное, сама пришла бы к вам. Если бы меня допустили…
— Вот как?
— Мне кажется, — задумчиво произнесла Валя, — это теперь уже не мой личный вопрос… Нет, сейчас все стало иначе… Я много думала об этом…
— Интересно, что же вы думали?
— Борис Васильевич, вы, наверное, знаете о Володе только со слов папы? Но он не прав. Все началось там, в зале суда. Я слушала ответы Володи и понимала: что-то с ним произошло. Я знала, он всегда был резким и… неуравновешенным, что ли… Но он никогда, — поверьте мне, — никогда не говорил неправду! Несправедливость, нечестность всегда возмущали его. И мне захотелось узнать, понять, что с ним случилось. Когда я начала это выяснять, мне показалось: все дело для меня только в Володе и, кроме него, меня ничто не интересует…
— А потом?
— Потом многое переменилось… Борис Васильевич, вот вы спросили — комсомолка ли я? Да, я еще в школе вступила. Только тогда я как-то не думала ни о чем. Ребята вступали, и я тоже… А теперь все стало куда сложнее. Непонятно я говорю?
— Нет, нет, продолжайте.
— Я вдруг почувствовала, что должна, обязана бороться за Володю. Пыталась объяснить все это отцу… Только он… не верит. А потом встретилась с одним человеком, он уже старый, в партии — много лет… Он мне сказал, за правду надо бороться… И я начала понимать, что это те слова, которые мне нужны. И сделалось легче. И кто бы сейчас ни сказал, даже вы, что надо все бросить, я уже не смогу иначе. Теперь — уже не могу…
— Почему именно «теперь»?
— Потому что встретила много хороших людей. Поняла, как дорога им правда, справедливость, честность. Знаете, я шла к вам и думала: неужели он, секретарь обкома, будет уговаривать меня отступиться? Теперь, когда я уже почти добилась справедливости?
— А если бы стал? — хитро спросил Комаров.
— Тогда… тогда я показала бы вам одно письмо. Оно у меня с собой. И вам стало бы стыдно.
— Какое письмо?
— Читайте. — Валя вынула из сумочки письмо Фомина.
Комаров читал долго. Потом сложил листки, вложил их в конверт.
— Вот вы сказали, что все люди, которых вы встретили, — за правду. Значит, каждый на вашем месте поступил бы так же, как вы?
— Так же? — переспросила Валя. — Не знаю. — Она раздумчиво покачала головой. — Борис Васильевич, я сказала, что если бы вы меня не позвали, я бы сама к вам пришла. А вы даже и не спросили: зачем? Наверное, думаете, — из-за Володи? А ведь я не только за этим… Хочу у вас спросить: что с некоторыми нашими ребятами происходит? Я теперь многое замечать стала. Одному на все наплевать, лишь бы его в покое оставили. Только о себе печется… Другой убежден, что все на свете — и политика, и общественная жизнь — не имеет цены. Важны лишь практические знания, техника… Я хочу, чтобы вы ответили мне на вопрос: почему в книгах о довоенных и военных годах так много писалось о целеустремленных, настоящих людях? Но, может быть, в жизни все было не так? Может быть, авторы этих книг лишь выдавали желаемое за действительное? Но тогда откуда же взялись тимуровцы, и Марина Раскова, и те комсомольцы, которые погибли, поднимаясь в стратосферу, и Кошевой, и Зоя, и Матросов?..