— О! Вижу, вы не спите, любовь моя, — произнес он нарочито учтивым тоном. — Добрый вечер, дорогая!
Однако спустя несколько секунд она поняла, что ее обманули вежливый тон и улыбка, благодаря которой его лицо выглядело дьявольски красивым. Но она была так одинока, так несчастна, что сейчас ее изголодавшееся сердце потянулось даже к нему, к нему, причине всех ее горестей и несчастий.
— О, я так рада, что вы наконец вернулись, Дензил, — начала Флер. Но больше не сказала ни слова, ибо теперь ее глаза привыкли к тусклому освещению и она смогла увидеть не только его улыбку, но и выражение его глаз. Кровь застыла у нее в жилах. Он резко повернулся, подошел к стене напротив ее кровати и снял с крючка картину Певерила, изображавшую ее руки. Затем вернулся к Флер и высоко поднял картину.
— Ах, вот они, ваши ручки, мадам, ваши изящные маленькие ручки, которые, когда я увидел их в первый раз, показались мне руками женщины благородного происхождения. Я целовал кончики этих пальцев, а вот на этот пальчик надел обручальное кольцо. И в ладони этих рук я возложил свои надежды. Надежды, что моя очаровательная жена родит мне еще одного Сен-Шевиота… — Он замолчал и с издевательским видом зачмокал, подражая ребенку, сосущему грудь.
Вцепившись в шаль, Флер с ужасом взирала на этого зловещего человека, которого она называла мужем, и понимала, что от него нельзя ожидать ни доброты, ни хотя бы сдержанности. Ее швырнуло в бездонную пропасть отчаяния. Однако она спокойно сказала:
— Всем сердцем прошу простить меня, Дензил, за то, что наш ребенок умер…
Тихим, но язвительным тоном он перебил ее:
— Если бы он не умер своей смертью, миледи, то я бы сам нашел способ устроить его кончину.
Она в ужасе откинулась на подушки.
— Как вы можете говорить такие вещи?
— Сначала, — шепотом проговорил он, широко улыбаясь, — я намереваюсь уничтожить эту картинку с очаровательными лилейно-белыми ручками, которую мистер Марш надеялся оставить потомкам. Ваш портрет уже разорван на куски. С каким наслаждением миссис Динглефут швырнула его клочья в огонь! Портрет нынешней леди Сен-Шевиот не будет висеть в галерее замка среди портретов знатных дам, которые заслужили свои титулы. А ваш портрет должен быть забыт… стерт напрочь из памяти, как и вы сами!
Эти слова потрясли Флер, однако она не пошевельнулась и даже не вскрикнула. Она была парализована страхом. С широко открытыми глазами Флер наблюдала, как он в остервенении рвет на мелкие части работу Певерила. Специфический звук рвущегося полотна ударял ее по нервам. Она вся дрожала. Лицо ее стало мраморно-белым. И невольно с уст сорвался крик, полный боли и отчаяния:
— Вы сошли с ума… вы уничтожили шедевр!
— Черт с ним! — процедил он сквозь зубы. — А теперь поговорим о вашей свадебной опочивальне, моя прелестная супруга. Певерил потратил свой гений и мои деньги на создание этого гнездышка для вас. И он совершил огромную ошибку.
— Что же я такого сделала?! — вскричала Флер. — Неужели родить мертвого, ребенка — это преступление?
Сен-Шевиот схватил ее за нежные руки и выволок из кровати. Он поставил ее напротив себя и с высоты своего огромного роста вперился в нее ненавидящим взглядом.
— Что он умер, это только к лучшему! — свирепо произнес он.
— И вы… его отец… говорите такое?! — выдохнула она.
— Его отец… да, и тот, кто желал растить вместе с вами прекрасных сыновей. Вы, вы, целомудренная мисс Роддни… невинная девушка, такая скромная и хрупкая, что едва могли выносить ласки возлюбленного. Ах, какие мы нежные! Да мне смешно это! Слышите? Смешно!
Тут она всерьез решила, что он повредился рассудком. И она рухнула бы на кровать без сил, но его стальные пальцы удерживали ее, а потом он начал яростно трясти ее, как куклу, пока у нее не застучали зубы.
— Кожа ребенка оказалась черной! — злобно прошипел он. — Черной, вы слышите, дорогая?! Он был негр. Мой ребенок… да, вне всякого сомнения, я — отец этого гнусного отродья. Я не обвиняю вас в неверности. Этот ребенок был зачат в Бастилии. И он ваш… и мой.
— Что вы такое говорите?! — с трудом произнесла Флер. — О, до чего это чудовищно и гадко! Это не может быть правдой!
Он снова неистово затряс ее.
— Когда вы выходили за меня замуж, вы знали, какая кровь течет в ваших венах. Вы знали об этом позорном пятне, которое в равной степени могло перейти на вашего отпрыска!