Она робко запротестовала, но голова ее кружилась, разум отступал. Она видела перед собой лишь тьму и слышала легкий плеск воды. «Почему вода? — в ужасе спросила она себя. — Ведь дом стоит не у реки». Тут она услышала звук, словно какое-то животное с всплеском прыгнуло в воду. Миссис Клак вскрикнула от страха и неожиданности и подалась назад, хватаясь за своего приятеля.
— В-вернемся… — бормотала она. — Хочу вернуться…
Мигель рассмеялся. И от этого зловещего, дьявольского смеха кровь застыла в жилах бывшей домоправительницы. Она сделала последнее отчаянное усилие вырваться, ища вход в комнату, из которой они только что вышли. Но было слишком поздно. Она не услышала, как Лопес быстро открыл небольшую дверцу люка, ведущего к стоку нечистот, располагавшемуся под домом. Туда юркнула крыса, ее-то и услышала миссис Клак несколько секунд назад.
Через мгновение безжалостная рука Лопеса с силой ударила в жирное брюхо домоправительницы. Женщина пошатнулась, теряя равновесие. Она издала последний отчаянный вопль, и зловонные воды сомкнулись над ней, унося в бездонную пропасть смерти.
Мигелю показалось, что он услышал эхо жалобного крика миссис Клак, и он вздрогнул. Резко захлопнув дверцу люка, он прикрыл его небольшим ковриком. Затем вернулся в комнату, где под столом валялся его вдребезги пьяный брат, не переставая оглушительно храпеть. Несмотря на холодный мартовский рассвет, Мигель вспотел. Он взял саквояж с золотом и как следует встряхнул его, наслаждаясь манящим звоном золотых гиней.
— Тысяча семьсот гиней! — прошептал он. — И никакой половины для этой свиньи. Она уже труп. Об этом позаботятся крысы. И мы с Хуаном вдвоем распорядимся денежками, которые заработали этой ночью. А по миссис Клак не будет горевать ни одна живая душа. Невелика потеря!
Такова была эпитафия над Дорой Клак. Ее жизненный путь, полный жадности, жестокости и ненасытности, завершился. Она умерла страшной смертью от руки человека, у которого жажда денег оказалась сильнее, чем у ней самой.
И никто на всем белом свете не станет горевать по ней.
Глава 19
Еще двое суток после торгов Фауна пребывала в мире сумрачных теней.
Она двигалась и говорила, но делала это в каком-то полусне, полубессознательно. Девушка то смеялась, то плакала, часто впадала в глубокое забытье. Врач, срочно приехавший в дом Люсьена, поставил именно тот диагноз, который и подозревал маркиз. Девушку сильно отравили опиумом, но, к счастью, эффект снадобья был не слишком велик. Пожалуй, это было даже лучше для нее, ибо она почти не понимала, что происходило с ней в этот период ее жизни.
Маркизу доставляло удовольствие избавлять разум девушки от губительных последствий наркотика, восстанавливать ее силу воли и спокойствие духа. А сознание того, что он имеет дело с существом такой невиданной красоты, еще больше радовало маркиза.
Когда в голове Фауны стало проясняться, она начала понимать, что очутилась в совершенно новом для нее мире, разительно отличавшемся от того, в котором она пребывала у Генриетты Памфри… или от того короткого рая с Гарри Роддни.
Стоял теплый мартовский день. Фауна с трудом приоткрыла налитые свинцом веки и обнаружила, что лежит на диване недалеко от огромного камина из резного камня, в котором весело потрескивают дрова. Медленно, с любопытством и изумлением разглядывая помещение, она изучала каждую деталь окружавшей ее обстановки. Все вокруг сверкало великолепием и роскошью. Три стены огромной комнаты были уставлены книгами в кожаных переплетах. Напротив девушки располагалось окно эркера, обрамленное пурпурными бархатными занавесями, расшитыми золотыми нитями. Из окна Фауна увидела лишь затянутое прозрачными облаками весеннее небо. Однако позднее, когда она встала с дивана и подошла к окну, то смогла разглядеть вдали скалы, нависающие над серым пенистым морем. Возле окна стояли банкетки с подушками, которые маркиз привез в Бастилию. Здесь он любил посидеть с книгой, особенно летом, вдыхая через открытое окно соленый морской воздух, вслушиваясь в шелест прибоя.
Справа виднелись очертания порта. Тут и там сновали яркие, разноцветные рыбачьи суденышки, а над поверхностью воды стремительно пролетали чайки, оглашая окрестности пронзительными криками.
Фауна вернулась к дивану и снова легла. Она старалась собраться с мыслями, которые все еще пребывали в беспорядке. Что это за роскошная комната? Как она попала сюда? Откуда? Девушке было очень тепло и покойно на великолепном широком диване, ее ноги оказались укутанными прекрасной кашемировой шалью ручной работы. Пеньюар на Фауне выглядел намного красивее всех тех, которые ей доводилось надевать прежде, и намного элегантнее, чем у леди Генриетты. Он был сшит из бирюзового бархата, отороченного натуральным мехом, украшавшим также и широкие рукава. Ожерелье на шее состояло из крупного жемчуга, стоившего баснословно дорого.
Она в растерянности разглядывала все эти вещи и вдруг вскрикнула, заметив, что ее локоны, разметавшиеся по бирюзовым атласным подушкам, черного цвета. Черного! Она была озадачена еще больше. Фауна села и бросила взгляд на свои руки. Они были хорошо ухожены, с отполированными ногтями, запястья охватывали браслеты, украшенные бриллиантами. На пальцах сверкали восхитительные кольца.
И вдруг она расхохоталась. Наверное, она сошла с ума или умерла и оказалась в каком-то удивительном райском месте. Но почему ее волосы черные, когда они всегда были золотисто-рыжими? Она снова легла на подушки, вздохнула и вытянулась, приняв чувственную позу. Она заметила и другие предметы, находившиеся в комнате: бесценные гобелены, толстый ворсистый ковер, покрывающий пол медового оттенка из-за струившихся на него потоков солнечного света. У окна стояла великолепная ваза с цветами. На каминной доске — позолоченные часы, привезенные из Франции. Внезапно они пробили три раза — так Фауна узнала, который час. Ее взгляд упал на бюро стиля «буль»[36] с расставленными на нем изящными поделками из слоновой кости. Возле бюро стояли клавикорды. Фауна изумленно смотрела по сторонам. Еще ни разу в жизни она не видела такого количества всевозможных чудес, какое собрано в этой комнате. Она стала ощупывать бархат, меха и драгоценности, пожимая плечами, пытаясь собраться с мыслями.
Фауна чувствовала себя так, будто только что пробудилась от долгого необыкновенного сна, перемежающегося странными видениями: то чувственными и красивыми, то зловещими и беспредельно страшными. Но большинство этих снов — все же кошмары, сказала она себе. Перед ее мысленным взором промчалось множество лиц, она слышала разные голоса — и чужие, и знакомые… Но плохо помнила их. Словно напуганные птицы, в ее голове кружились воспоминания. Ужасное лицо миссис Клак… да, это она хорошо помнила. Она помнила угрозы, мучения, горькие слезы и жестокое разочарование. Затем перед ее взором появилось лицо мужчины с зелеными сверкающими глазами. И оно тоже пронеслось как бы сквозь ее разум — это было самое доброе воспоминание. Она ощущала прикосновения сильных молодых рук, слышала нежный тихий голос, зовущий ее:
«Фауна! Фауна!»
Но этот милый голос вдруг смешался с ее отчаянными криками. Затем появился мелодичный звук цитры и чьи-то злобные руки крепко вцепились в ее лодыжки.
Она закричала, испытывая страх, который совершенно не вязался со спокойной и роскошной обстановкой, окружающей ее сейчас.
— Гарри! — вырвалось из уст имя, так много значащее для нее.
И тут за спиной раздался мужской голос:
— Полно, дитя мое, тебе нельзя волноваться. Не расстраивайся. Ты попала в хорошие руки. И тебе нечего бояться.
Она оглянулась и сквозь пальцы, которыми закрыла лицо, увидела невысокого, но стройного человека, чьи не напудренные волосы были завязаны на затылке в косичку. У него было тонкое аскетическое лицо со множеством морщинок. Перед ней стоял мужчина средних лет, одетый в расшитый серый камзол, воротник и рукава которого украшали тончайшие кружева. В руке он держал кружевной носовой платок. Она опустила руки, глядя на него бессмысленным взором, но постепенно страх начал исчезать. Очевидно, этот человек не собирался причинить ей боль. Элегантным жестом он поднес ее пальцы к губам и поцеловал их.