Я замерла, наблюдая за этим. Ну же, прими правильное решение. Ни к чему тебе такие проблемы на старости лет.
– Дмитрий, Сергей, – вдруг позвал Амиров.
В гостиную незаметно проскользнули два бугая с каменными лицами. Они мазнули по мне взглядом, но ни один мускул не дрогнул.
– Посадите девушку во вторую машину, – приказал гость, кивая на меня, – Аккуратно! Без применения силы. А ты, – он повернулся ко мне, – Не хочешь по-хорошему, значит будем воспитывать тебя.
– Нет, – прошептала одними губами, – Вы не посмеете! Мама, сделай хоть что-нибудь… За что ты так со мной?!
– Доченька, ты будешь счастлива! Мы будем навещать тебя с Витюшей, – радостно пропела она.
– Только, если Катя будет хорошо себя вести, – отрезал Амиров.
Я вцепилась в стол, наблюдая как эти уроды подходят ко мне. Из глаз уже вовсю текли злые слезы отчаяния. Еще немного и я разревусь окончательно. Сердце болезненно сжалось, будто его протыкают острой длинной иглой.
Мужчины взяли меня под локти и попытались оторвать от стола. Но я крепко в него вцепилась.
– Нет, нет, нет, – твердила, как заведенная.
Дмитрий с Сергеем бросили настороженный взгляд на Амирова, и получив от него молчаливый кивок, просто подняли меня на руки и поволокли на улицу. В моем клоунском наряде, без личных вещей и дорогих сердцу безделушек. Забрали, как щенка из приюта.
– Не сопротивляйтесь, – жестко предупредил то ли Дмитрий, то ли Сергей, – Вы навредите сами себе.
Я вырывалась и пыталась освободиться из захвата, но сильные руки железной хваткой держали мое ослабевающее тело. Перед глазами все сильнее темнело, а в ушах становился громче тонкий писк вперемешку с шумом. Движения собственных рук постепенно замедлялись, пока они не повисли плетью под неподъемной тяжестью.
– Она теряет сознание, – крикнул мой мучитель, оборачиваясь на спешащего следом Амирова. Тот шел, грузно переваливаясь, не сводя взгляда с моих свисающих ног в красных колготках.
– Клади назад и поехали, – приказал Генрих Эдельбертович, – Вызови врача домой.
Это было последнее, что я услышала, когда закрыла глаза и провалилась в спасительную темноту. Где-то в ней, далеко-далеко, мой папа тихо шептал мне ушко, что я сильная у него, что я справлюсь. Он говорил, что любит меня и всегда будет рядом, стараясь защитить. А я просилась к нему, звала, но папа отдалялся и уходил, качая головой, что мне еще рано.
Глава 3
Массивное зеркало в тяжелой позолоченной раме беспристрастно отражало бледную печальную девушку. Это была я.
Свадебное платье, которое весило больше меня самой, неприятно тянуло вниз. От него при ходьбе подгибались колени, а через пару минут начинала ныть поясница. Дорогой плотный шелк был весь усеян сверкающими кристаллами и драгоценными камнями. Из них состояла и моя диадема, возвышающаяся над головой на добрых пятнадцать сантиметров. Уши оттягивали огромные серьги с бриллиантами, на двух пальцах крепко сидели массивные перстни с теми же камнями, а шею украшало тяжелое колье.
Просто мечта цыганского барона, а не невеста шестидесятипятилетнего старика. В таком возрасте скромнее надо быть, думать уже о вечном, а не о юном теле отбрыкивающейся девушки.
Глаза защипало, снова слезы. Мои постоянные спутники за прошедший месяц.
Генрих Эдельбертович оказался своеобразным человеком. Большую часть жизни крутился в криминальных кругах, зарабатывал вес и авторитет. Не раз сидел в тюрьме, что сыграло ему на руку в его «карьере». Последние лет пять тихо отходил на пенсию, гребя под себя деньги и чужие бизнесы. Чтобы хватило на безбедную старость ему и его внукам. Последних еще не было, но с моей помощью он планировал ими обзавестись. А мне следовало подарить ему сына или дочь в ближайшее время.
Этой свадьбой он ставил жирный крест на своей карьере в криминальных структурах. Из уважения к возрасту и за былые заслуги сход всей воровской братии дал ему спокойно уйти и «пожить для себя».
Когда он привез меня в свой загородный дворец, я все еще была без сознания, плавая в темноте и не ведая, что происходит. Его люди отнесли меня в комнаты, горничные раздели и умыли, приводя в порядок волосы и лицо.
Очнулась я, когда кто-то мерил мне давление. Предплечье сильно сдавило ремнем тонометра, и мое тело инстинктивно отшатнулось.
– Тише, тише, – заговорил кто-то, – Я всего лишь врач и осматриваю тебя.
Над кроватью склонился симпатичный мужчина в очках, а за его спиной маячил бледный Амиров.