Со временем Саймон понял, в чем заключалось его преступление. Отец не мог простить мать Саймона.
Саймон остановился на последней ступени каменной лестницы. Ветер, гулявший вдоль зубчатой стены, подул ему в лицо, все в капельках пота. Он трясся всем телом, страх буквально парализовал его. Ему хотелось бежать обратно вниз по лестнице, подальше от этой головокружительной высоты, от кошмарных воспоминаний.
Платье Эмили развевал ветер, оно захлопало за ее спиной, как парус, когда она пошла по узкому уступу, дорожкой тянувшемуся вдоль стены по всему периметру главной башни. Она остановилась и посмотрела на один из камней в кладке стены:
— Вот он. Камень леди Рейвенвуд.
Саймон сжал руки в кулаки. Он теперь уже не перепуганный мальчишка. Он больше не позволит своему отцу играть собой. Однако он никак не мог побороть страх, тяжестью лежавший внизу живота. Он покосился за край уступа, туда, где когда-то была крыша главной башни Рейвенвуда. Ладони его взмокли от пота, когда он увидел каменный пол первого этажа внизу.
— Пойдем, — сказала Эмили, протягивая ему руку. — Пойдем загадаем желание.
Саймон сделал глубокий вдох, пытаясь побороть страх, отошел от сравнительно безопасной лестницы, стараясь не обращать внимания на провал в три этажа глубиной, зиявший там, где некогда была крыша. Он схватил ее руку. Слишком крепко. Она нахмурилась. И он понял, что она заметила, какая влажная у него ладонь.
— Какое желание ты хочешь загадать? — спросил он, чтобы отвлечь ее. В глазах у нее он заметил тревогу.
— Что с тобой? Тебя беспокоит рана?
Он заставил себя улыбнуться. Необходимо скрыть эту унизительную слабость.
— Со мной все в порядке.
Мгновение она пристально смотрела на него, затем сказала:
— Я не сообразила, ты, наверное, не забыл про свой страх высоты.
Он напряженно выпрямился.
— Это не страх.
— А что?
— Просто на высоте у меня кружится голова.
— Зачем же ты полез сюда?
— Надо преодолевать свои слабости.
Она схватила его за руку:
— Пошли вниз.
Саймон замотал головой.
— Есть только один способ победить своих демонов — посмотреть им прямо в лицо.
— Ты уверен?
— Кажется, мы пришли сюда, чтобы загадать желание.
Она улыбнулась. Глаза ее сияли гордостью за него.
— Пусть каждый из нас молча загадает желание.
— Хочешь сохранить свое желание в тайне?
Она опустила взгляд на их сцепленные руки.
— Только до того дня, когда мое желание сбудется.
Саймон перестал верить в исполнение загаданных желаний давным-давно. И однако, глядя на нее, он вдруг понял, что отчаянно желает поверить и в желания, и в мечты, и в надежды.
— Когда наши желания исполнятся, тогда мы и расскажем о них друг другу.
— Согласен. — Саймон положил их сцепленные руки на крест, выбитый в камне. Серый камень оказался теплым на ощупь, будто много часов пробыл на солнцепеке. Хотя день сегодня был пасмурный.
Он смотрел на Эмили, которая стояла, закрыв глаза, и думал: что за желание она загадывает? Она сжала его руку, и на лице ее появилось торжественное выражение. Она напряженно замерла, словно сама ее жизнь зависела от исполнения этого желания, которое она загадывала на камне леди Рейвенвуд.
Саймон посмотрел на их сцепленные руки. На душе стало тяжело. Однако это чувство не имело ни малейшего отношения к головокружительным высотам. Просто он боялся потерять Эмили.
Эмили стояла возле камина в гостиной своей бабушки. Она смотрела на потемневшие кирпичи за блестящей медной решеткой для дров в камине и терзалась сомнениями, которые омрачали ее радость.
— Сегодня утром, когда мы были в Рейвенвуде, он вспомнил свою боязнь высоты.
— Он боится высоты? — В голосе леди Харриет прозвучало нескрываемое изумление. — Боже правый, кто бы мог подумать! Ведь этот молодой человек без колебаний полез на дерево выручать тебя.
Эмили хмуро посмотрела на бабушку.
— Дело не в том, как он справляется со своим страхом.
— А в чем?
— Я все думаю, не вернется ли к нему память.
Леди Харриет призадумалась на мгновение.
— Ты должна быть готова к тому, что это может произойти.
Руки Эмили сжались в кулаки.
— И что мне делать, если он вспомнит, кто он такой на самом деле?
— Эмили, ведь это все тот же молодой человек, независимо от того, помнит он свое имя или нет.
— Как ты можешь так говорить? Ведь сейчас он считает, что влюблен в меня.
— Возможно, он действительно влюблен в тебя.
— Нет. — Эмили повалилась на бледно-желтый мягкий диванчик рядом с бабушкой. — Это все иллюзия. И иллюзия эта исчезнет, стоит ему пальцем шевельнуть.
— Что за глупости! Никогда не поверю. — Леди Харриет обняла Эмили за плечи и прижала к себе. — Дорогая моя девочка, не пытайся убедить меня, будто ты не заметила, что вас влечет друг к другу.
Эмили положила голову бабушке на плечо.
— Я люблю его, бабушка. Жить без него не могу.
— И станешь любить его меньше, если он вспомнит свое имя?
— Нет. — Эмили уставилась на золотые и бледно-желтые вазы, вытканные на ковре, который заливало полуденное солнце. — Но он может изменить ко мне отношение. Особенно если он вспомнит, что это я стреляла в него.
— Он поймет, что ты выстрелила нечаянно.
— Хотелось бы на это надеяться.
Леди Харриет отвела прядь со щеки внучки.
— Я искренне верю в то, что вашу любовь ничто не разрушит.
— Пожалуй, ты права. — Эмили не представляла, как она будет жить, если лишится этой иллюзии любви.
У Саймона был очень чуткий сон. За годы, проведенные на войне, и за то время, что он постоянно менял обличья, и поскольку ему грозила смертельная опасность, инстинкты его обострились до такого предела, что он просыпался от малейшего шороха. Он мгновенно почувствовал, что Эмили выскользнула из постели.
Он видел, как она набросила халат, как приподняла волосы, вытягивая их из-под воротника халата, и груди ее мягко качнулись под синим шелком. Она подошла к одному из окон, куда лился лунный свет.
Всего несколько часов назад он сжимал ее в объятиях, утопая в ее жаркой сердцевине, а потом они вместе взмыли на вершину блаженства. Их ласки были безумными, пылкими, с привкусом молчаливого отчаяния, какое охватывает любовников, мучимых одним и тем же страхом — страхом потерять то, что они обрели в объятиях друг друга.
Он знал, как она боится, что к нему вернется память. Ему очень хотелось рассказать ей правду, но это лишь осложнило бы положение.
Глаза ее были устремлены вдаль. Он знал, что она смотрит на норманнский замок, вздымающийся подобно призраку в лунном свете, место, исполненное романтики, связанное с легендами, место, где загадывают желания. Она была похожа на ребенка, который потерялся, тоскует по дому и стремится туда, где все мечты сбудутся и ничто их не нарушит. И он всем сердцем желал дать ей это, дать ей дом. Ах, если бы судьба смилостивилась над ним и дала ему шанс прожить бок о бок с ней до конца жизни.
— Эмили.
От его тихого шепота она вздрогнула.
— Извини, — сказала она, прижав руку к сердцу. — Я не хотела будить тебя.
— Ничего. Ты такая красивая в лунном свете, просто сказочная принцесса.
Она улыбнулась, и щеки ее залились слабым румянцем.
— Я просто думала о сегодняшнем утре и о том, как ты вдруг вспомнил, что боишься высоты. Может быть, ты еще что-нибудь вспомнил?
Грудь ему стеснило желание немедленно покончить со всей той ложью, что стояла между ними.
— Я помню, что люблю тебя. Этого для меня достаточно.