У Эмили перехватило дыхание. Лунный свет серебрил листву. Коснулся широкого плеча, скользнул по узкому бедру. Она знала этого человека. Знала это дивное тело. Но он мертв. Лунный свет дразнил ее, шутил с реальностью. Как же ей хотелось, чтобы эта реальность оказалась ложью! Уж не призрак ли перед ней?
— Кто вы?
Мужчина сменил позу и отступил в густую тень ветвей.
Эмили бросилась вон из спальни. Ночной ветер раздул ее ночную рубашку, едва она ступила за порог. Влажная трава обдала холодом босые ноги. Она бежала к дубу, но, прежде чем добралась до него, поняла, что там никого нет.
— Что случилось, мадам?
Эмили вздрогнула.
— Простите меня, мадам, — продолжал Дигби, выходя из тени дома. — Я не хотел напугать вас.
Эмили прижала руку к горлу и во все глаза уставилась на лакея.
— Что ты тут делаешь?
Дигби поднял голову, и лунный свет залил его улыбающееся лицо.
— Я люблю смотреть на звезды, мадам.
— И давно ты тут стоишь?
— Около часа, мадам.
— Около часа. — Эмили принялась теребить мягкую ткань рубашки. — Значит, ты видел мужчину, который стоял под дубом. Кто это был?
Дигби поджал губы.
— Не понимаю, о чем вы, мадам.
— Под дубом стоял мужчина. Не мог ты не видеть его.
Дигби нахмурился:
— Прошу прощения, но я никого не видел.
Эмили обхватила себя за плечи.
— Ты уверен?
— Да, мадам.
Она кого-то видела, не может быть, чтобы ей показалось. Впрочем, могло померещиться. Ведь она не переставала думать о нем, и больное воображение нарисовало ей его образ. Образ ее любимого, которого она никогда больше не увидит. Эмили вернулась в спальню. Ей было не по себе. Уж не сходит ли она с ума?
На следующее утро Эмили принялась перебирать одежду, занимавшую одну сторону ее гардеробной. Нет смысла хранить эти вещи. Их владельцу они больше не нужны. Викарий найдет им применение. Отдаст бедным.
Хватит жить прошлым. Иначе помутится рассудок.
— Но почему мне кажется, что я предаю тебя, собираясь отдать эти вещи? — прошептала Эмили, обращаясь к самой себе. Она коснулась пальцами дракона, вышитого на изумрудном шелке халата. — Милорд Негодяй, — продолжала она вести с собой разговор. — Как бы вы повеселились, если бы узнали, что я влюбилась в вас еще до того, как вы потеряли память. Влюбилась в дерзкого вояку, вторгшегося в мою жизнь.
Слезы навернулись на глаза. Она взяла халат, все еще хранивший его запах, и зарылась лицом в прохладный шелк.
— Мне так тебя не хватает! — Слезы полились по щекам, закапали на изумрудный шелк.
Ее стала бить дрожь, халат промок от слез. Эмили в полном изнеможении прислонилась к стене и медленно осела на пол.
Прошло немало дней, а боль не утихала. Охваченная горем, Эмили не слышала, как в спальню вошла бабушка.
— Девочка моя, — прошептала леди Харриет, коснувшись ее плеча.
Эмили всхлипнула.
— Извини, — прошептала она. — Сама не знаю, что на меня нашло.
— Не надо извиняться, бедное мое дитя. — Леди Харриет опустилась на колени рядом с внучкой, обняла ее. — Было бы странно, если бы ты не плакала.
Эмили положила голову на плечо бабушке.
— Мне так его не хватает!
— Я знаю, детка. Мне тоже его не хватает.
— Надо бы сообщить эту печальную новость его семье, друзьям. Но мы не знаем его настоящего имени.
— Мы заменили ему семью, Эмили.
— А я-то думала, что уже отплакала свое. Увы, слезами горю не поможешь. Боль не выплачешь.
— Время лечит, — прошептала леди Харриет. — Наберись терпения.
Эмили опустила глаза на халат, который сжимала в руках, и вышитый дракон уставился на нее своими золотыми глазами.
— Нам выпало такое недолгое счастье.
— Постарайся не думать о том, в чем судьба вам отказала. Подумай о том, как тебе повезло, что ты вообще его встретила, что любила его, пусть и недолго.
— Я понимаю, что нельзя жить прошлым. — Эмили порывисто вздохнула, — Бабушка, прошлой ночью мне показалось, будто я его видела. Он стоял под дубом, напротив окна мой спальни.
— Это тебе приснилось.
— Нет. — Эмили посмотрела бабушке в глаза. — Я как раз перед этим проснулась, мне приснился кошмар.
— Снова пожар?
Эмили принялась комкать халат в руках.
— Он был объят пламенем, и я не могла дотянуться до него. Я проснулась. Вылезла из постели, подошла к окну. И увидела его.
— Эмили, тебе показалось.
— Я выбежала из дома и увидела одного из лакеев. Он сказал, что под дубом никого не было.
— Вот видишь! — Леди Харриет принялась вытирать своим носовым платком щеки Эмили. Он полотняного квадратика исходил сильный запах гардений. — Ты лакея приняла за него.
— Нет. Мужчина, которого я видела, был худой и высокий. Дигби совсем не такой.
— Должно быть, это была игра лунного света, падавшего на землю сквозь ветви и листья. Только и всего.
— Как хорошо, что ты пришла, бабушка.
Леди Харриет поцеловала внучку.
— Я собираюсь взять Анну и твою мать с собой в Бат. Ничто так не поднимает настроение, как поход по модным лавкам. Пора готовить гардероб для Анны.
— Бедная Анна! Как раз когда она должна выехать в свет, вся семья в трауре.
— Анна все понимает. И я пообещала ей, что через несколько месяцев, когда траур закончится, я открою свой дом в Бате и начну вывозить ее на различные светские мероприятия. Чтобы подготовить к лондонскому сезону. А то она нервничает.
Эмили улыбнулась:
— Хорошо понимаю ее.
— Ты должна поехать с нами.
— Вряд ли вам будет приятно мое общество.
Леди Харриет похлопала внучку по плечу:
— Тебе необходимо немного развеяться.
— Да, это верно.
— Пойдем же. — Леди Харриет протянула Эмили руку.
В середине дня Эмили испытала облегчение. Бат весь сиял в лучах солнца, словно золотой. Здесь было бесчисленное множество модников и модниц, практически уже начавших сезон. Анна так и лучилась счастьем в предвкушении момента, когда наконец окунется в светскую жизнь, хотя до этого оставалось еще несколько месяцев.
Странно, насколько легче со всем справляться при ярком свете дня. Когда Эмили вместе со всем семейством уселась в чайной комнате зала для приемов, залитой солнечным светом, лившимся сквозь высокие окна второго этажа, и стала слушать струнный квартет, игравший Моцарта, ночной кошмар соскользнул с нее, как темный плащ. К тому времени, когда они вышли из чайной, Эмили убедила себя, что ночной призрак был всего-навсего игрой света и тени. И успокоилась.
— Эмили, как ты думаешь, мне тоже стоит носить яркие цвета, какие в свое время носила ты? — спросила Анна, когда они подошли к «Грантем-Хаусу», одному из лучших магазинов в Бате.
Эмили улыбнулась:
— Уверена, мы выберем именно то, что тебе нужно.
Анна обернулась к матери.
— Мне бы хотелось прослыть оригиналкой, как Эмили.
Одри взяла Анну под руку.
— Дорогая моя, не сомневайся: ты будешь гвоздем нынешнего сезона.
Они с матерью вошли в магазин, а Эмили замешкалась на пороге. У нее было такое чувство, будто кто-то на нее пристально смотрит. Она огляделась.
Прогуливающаяся публика потоком текла по обеим сторонам улицы — мимо чайной, мимо лавок и магазинов. Дамы с зонтиками от солнца, в светлых платьях нежных тонов. Джентльмены с тросточками, разглядывающие дам через лорнеты с наигранно скучающим видом. И в этой толпе Эмили бросилось в глаза лицо одного мужчины.
Он стоял у входа в чайную на противоположной стороне улицы. Высокий, широкоплечий, в темно-сером утреннем сюртуке, как и многие джентльмены. Но держался он как-то по-особому, отличаясь от остальных. Он не сводил с нее своих темных как ночь глаз. Сердце ее взволнованно забилось, стало трудно дышать.
Это никак не мог быть Шеридан. Шеридан умер, сгорел во время пожара. Его останки лежат под белой мраморной плитой в усыпальнице Мейтлендов.
У мужчины, стоявшего возле чайной, были темно-рыжие волосы и борода. Ничего общего с Шериданом, поспешила она уверить себя. И все же не могла отделаться от чувства, что где-то она его уже видела.