Глава 7. Новая юрта
«Нет ей места», – старейшина рода красный камень в руку Орхана вложил.
Чужой выбор: холодный и шершавый на ладони остался. Принять? Отказаться?
– Помни про долг, шаман, – коршун беду видел.
– Не отпущу. Моя! Моя… – человек твердил.
Словно бы дерево на две части молнией раскололось.
И как солнце туча закрыла, потемнел камень. Зашевелился. Восемь черных мохнатых лапок пробежали по мизинцу, ловко паутину плели.
Сжал кулак с силой, давил паука. Убил. И снова на ладони камень. По-прежнему красный.
Закрыл глаза шаман. Пусть не в селении, но для неё нашёл место – в сердце. И вскоре на берегу выросла новая юрта.
Внутри горел свет. В очаге огонь, в глиняном горшке мясо варилось – ждали его.
Ночью в окне на крыше юрты показывались звезды. Два человека лежали прямо на полу, разглядывая небо, и солнце сменяло луну. А пальцы еще долго потом тепло хранили.
На рассвете уходил. Оставаясь в тишине одна, подолгу слушала топот детских ножек. «Топ-топ» – раздавалось где-то совсем рядом.
«Топ-топ…», будто дразнили и убегали прочь из юрты.
Глава 8. Испытание
У невесты шамана в волосах перо коршуна. Смотрит прямо в глаза, не отводит.
Не по-нашему толкует. «Не женись!» – отговаривали братья.
Одурманила. «Не женись!» – просили сестры.
Беду накличет. «Не женись», – решили старейшины.
И шел будто вечность. Не летел. Каждую травинку в поле считал, между сердцем и долгом в стожки складывал.
А она смолчала. Только губы едва дрогнули. Вечером вместе с солнцем проводила. Сама к камню священному, в горы, куда и смельчаки не сунутся, отправилась.
Смотрели духи рогатые на сердце открытое и глаза лишь одним горящие.
Будь по-твоему, женщина.
Бежала-летела. Но не рад шаман известию. Всё знамения на небе высматривает.
Разве сын – не добрый знак? – не спросила.
Под красной луной ребенок родился. Духи дали, духи взяли. В ровдугу младенца завернул, взглянуть даже не позволил. Не ищи, не зови, смирись.
Духи дали, духи взяли. Отняли! Медведицей взревела зло, выла в горе по-волчьи. Плата слишком высока оказалась.
– Но где твоя воля, шаман? – усмехнулась криво.
Не узнал её. Отшатнулся.
Не узнала его. Прогнала.
Смотрели духи, головами рогатыми качали. По парам приходят люди в мир. Чтоб если один оступился, другой руку подал. А коли руки не дать, в пропасть оба падают.
Разве что потом – на рассвете, помогая друг другу, поднимутся. И рука об руку в вечность.
«Прошли испытание», – зашепчутся духи…
Глава 9. Дерево
Вздрогнула земля под сапогом тяжелым.
Железные воины идут.
Полетела скорбь во все стороны: хан джунгарский рубит род шаманов, да на корню.
Брось, шаман, бубен.
Отпусти коршуна.
Корни сам обруби.
Глядишь и пройдет стороной туча. Минует лихая доля. Отведет стрелы джунгарские.
Брось бубен.
Отпусти коршуна.
Корни дотла сожги.
Нету шамана – нет беды.
Нету шамана, лишь человек. А какой с человека спрос? Прожил свой век, да травой пророс.
Брось,
Отпусти,
Сожги!
Брось,
Отпусти,
Сожги!
Брось,
Отпусти,
Сожги!
Нету шамана – нет беды…
Встал как вкопанный. В юрте огонь потух. Ни уголька, ни искорки. Даже дыма нет.
Бубен под камень. Оставил.
«Пиииийю-ийю-ийю», – коршун лететь не хотел. Возвращался. Всё кружил напрасно.
Тянули корявые руки корни. За ноги цеплялись.
Не взглянул. Огонь выпустил. Загорелось голодное, затрещало косточками.
Вскрикнула душа и разорвалась.
Не шаман, не человек – никто.
Дерево с корней начинается…
Глава 10. Огонь
Ветер принес запах гари. Небо покрылось копотью. Посыпались перья-пепел. Задохнулась от горечи, не поверила.
Что ты сделал?
А за спиной уже стук железных сапог. Велено взять живой.
Убегала. По отвесной скале, ловко. А стук становился громче. Злее.
Вдруг скала кончилась. Зажмурилась – «Не хочу». И вниз прыгнула.
Из воды сетями выловили словно рыбу. В деревянном ящике к хану везли чуть живую.
Кругом коршун летал. Беспокоился. Да помочь не мог.
Как и там, в селении. Люди всматривались в небо, повторяли имя заступника.
Глаза коршуна беду завидели.
На четыре когтистые лапы огонь вставал, с ревом на людей бросился.
Обнажили мечи братья, замкнули кольцо. Защищали свои дома храбро. До последнего.
И тонкими веточками тел укрывали женщины детей. Плакали.
Дух заступника метался бессильно. Кричал. Огонь не слушал, забирая одного за другим – весь его род.