Всё моё существо замерло в ужасном ожидании. Я приготовилась к боли и молила, чтобы смерть наступила быстро. Световой хлыст - запрещённое оружие. Как и торговля людьми и другими представителями рас, как и бои, которые проводит Гран в своём закрытом клубе. И много чего ещё, что творит этот мерзкий человек.
Первый удар хлыста.
Я выгнулась дугой и вскрикнула от дикой боли.
Второй удар.
Третий.
.Десятый удар.
Экзекутор сделал небольшую паузу, стряхивая со светящегося хлыста капли моей крови и ожидая, когда я снова повисну сломанной куклой на удерживающих меня браслетах.
Новые и новые удары давались мне тяжелее. Я впивалась зубами в кожу на руках, жмурилась, кричала и умоляла прекратить.
Отчаяние захлёстывало с головой.
Мне казалось, прошла целая вечность.
Сознание мутилось. Я кричала до хрипоты, но больше не слышала собственного голоса.
А экзекутор не частил. Он неспешно покрывал новыми и новыми ударами вздувшуюся алыми рубцами мою несчастную спину.
Я не чувствовала ничего кроме пожара на спине. Мой цветок. умер.
Удар. Молчаливый крик. Удар. Больше нет сил, цепляться за жизнь. Ещё удар. Ещё. И ещё. Но я больше не чувствовала ни боли, ни своего тела.
Очнулась от того, что поток ледяной и подсоленной воды, обрушился на меня.
Открыла глаза и снова закричала, но из моего раскрытого в ужасе рта не вылетело ни звука. Жалкий еле слышный хрип...
Через вечность или больше, меня сняли со стены и куда-то унесли.
Бросили на жёсткую кровать, и ушли, оставив умирать.
Наверное, я бы и умерла.
В глубине, скрытая тоской и болью, тлела ярость, готовая вспыхивать и клокотать, иссушая онемевшее горло, как лютая жажда. Мама. Отец. Брат. Сестрёнка. Я выживу, родные мои... я обязательно выживу. назло всему и вопреки.
Мой цветок не умер. Он затаился.
Не знаю, почему он не помог мне, почему не спас от жестокой пытки. Я ничего не знаю.
Но после ужаса и невыносимой боли, мой терновник, потерявший все лепестки и листья, густо покрытый одними только шипами, начал исцелять меня.
* * *
— Почему она не сдохла? — гнусаво рычал Гран на своих людей. — Уже двое суток прошло!
— Её раны быстро заживают, сэр, — доложил слуга.
— Как это возможно? Раны от светового хлыста даже с лекарствами заживают полжизни!
— Всему виной её дар исцеления, — влез в разговор один из охранников. — Ваша племянница, сэр, работала в медицинском учреждении и отзывы о ней такие, что она обладает уникальной способностью исцелять даже самые безнадёжные и серьёзные раны и увечья.
— Я знаю, где она работала, — сказал Гран и тут же задумался. — Но о её даре я слышу впервые. Ты уверен?
— Да, сэр.
— Любопытно. Очень любопытно, — прогундосил Гран и тут же скривился и тронул перевязанный нос, который ему пришили в тот самый проклятый день.
Нос у него жутко болел, и странное ощущение испытывал мужчина, на интуитивном уровне подозревающий, что что-то с ним не так.
Гран ещё не догадывался, что уже навсегда потерял свой нос. Ни протез, ни живую плоть, ни синтетическую не смогут ему пришить - он навсегда останется с гниющими пазухами вместо носа и будет носить синтетическую нашлёпку со съёмными фильтрами, впитывающие сочащийся гной.
— Сколько мы за прошлый месяц потеряли хороших бойцов?
— Одиннадцать, сэр. Их невозможно было спасти.
— Ты же сам сказал, что Мия делала невозможное даже с самыми безнадёжными травмами и ранами.
— Так точно, сэр.
Гран снова задумался и посмотрел на монитор, на котором транслировалась комната, в которой на жёсткой кровати лежала Мия.
— Значит так, отправьте к ней медиков, пусть подлечат. Я хочу, чтобы её исцеление пошло как можно быстрее.
— Если вы хотите её продать, то боюсь, никто не захочет искалеченный товар. Помимо спины, у неё ещё и левая сторона лица... Хлыст рассёк на её лице кожу, останется шрам, про спину даже молчу...
— Да срать! Она мне не для продажи нужна. Я не желаю больше терять хороших бойцов, за которых выложил огромные деньги. Выполняй! Распорядись обо всём. Через неделю она должна быть на ногах, на кону важный бой.
Вас
понял,
сэр.
* * *
Мия
Страшен путь назад, путь обратно в жизнь. Пробуждение - та же пытка.
Вернулось зрение и слух, но голоса больше нет.
Душа моя снова обрела плоть, а плоть - цепи.
Когда мои раны зажили, оставив после себя уродливые шрамы на спине, лице и в моей душе, я долго смотрела в отражении на свой терновый цветок, который превратился из дивного в нечто уродливое, иглистое, агрессивное и хищное. Я ухмыльнулась и долго стояла так, разглядывая свои уродства.