— Так это ж Сонечка! — обрадовался Потап, рассматривая меня.
Волосы у него были светлее, чем у Мишки, глаза сидели глубже и от внешних уголков шли морщинки по вискам. Потап был гладко выбрит, и к его губам приклеилась сигарета. Ботинки на рифленой подошве, черная дубленка и рыжая ондатровая шапка завершали его наряд. Видимо, мой выжидающий вид натолкнул Потапа на самую простую мысль:
— Садись, подвезу, — бросил он.
И я села в его машину.
— Гуляешь? — спросил Потап. — Или по делу?
— Просто так, — ответила я, рассматривая салон.
— А, ну тогда давай подскочим в одно место. Ты ведь не спешишь?
Я не спешила. Честно сказать, мне было приятно ехать с ним, тем более, до этого мне никогда не доводилось ездить в иномарках. Правда, я насторожилась, когда оказалось, что мы уже почти у выезда из города. Но мне не приходило в голову, что Потап способен замыслить недоброе по отношению к девушке брата. Пусть я и не собиралась считать себя Мишкиной невестой, но ведь это он первый произнес слова о женитьбе.
Потап остановился у закусочной, расположенной у пересечения дороги на Полесск и трассы Брянск — Чернигов. Я знала об этом месте, но никогда не бывала здесь раньше. У входа в закусочную замерли еще две девятки асфальтового цвета, а чуть поодаль, на широкой обочине, громоздились три или четыре туши контейнеровозов.
Запах жареного мяса струился от мангала, стоящего при входе, и почти заглушал мазутный дух, присущий этому месту. Светловолосый парень в кирзовых сапогах и ватнике следил за шампурами и раздувал угли. Он, похоже, нетвердо держался на ногах, но это не помешало ему приветливо протянуть Потапу грязноватую руку, которую мой спутник пожал, не снимая перчатку. Мы вошли в закусочную, которая была изнутри обшита вагонкой, и наверное поэтому оказалась довольно теплой.
— Кушать будешь? — спросил Потап, показывая мне, куда садиться.
— Кофе выпью, если здесь нальют, — сказала я.
Сам Потап не спешил ухаживать за мной. Он заказал мне кофе и отошел к столику, где сидели, поедая мясо, трое сумрачного вида парней. Я бы с удовольствием послушала, о чем они говорят, но было слишком далеко, да и музыка, игравшая в закусочной, заглушала прочие звуки. Я осмотрелась и увидела, что из шести столиков половина уже была занята, и что я не единственная девушка, оказавшаяся в этом месте — за дальним столиком сидела компания немолодых мужиков, по-видимому, водителей-дальнобойщиков, и к ним пристроились две довольно молодые барышни. Еще одна женщина, постарше и довольно тусклого вида, сидела через проход от меня и пила, кажется, пиво. Рядом с ней стояла полная тарелка рыбных костей. Я углядела, что над маленькой стойкой заведения висят несколько сушеных подлещиков, а на самой стойке стоит электрический самовар, который почти скрывал от меня того, кто находился за стойкой, так что я не сразу определила, что вижу брата-близнеца того парня, который крутил шампуры у входа, с той лишь разницей, что этот был коротко пострижен.
— Вы, блин, верите в такую херню, — это Потап стоял уже рядом со мной, но разговаривал все еще со своими мрачными дружками. — Как дети, ей-богу.
— Шашлычка возьми, — Потап посмотрел на меня, вполне заботливо, но что–то нехорошее зашевелилось у меня на душе.
Потом я поняла, что всего–то навсего оказалась во власти Олега Потапова. Он смотрел на меня, как на свою собственность, впрочем, на всех остальных, кроме тех, кто был сильнее, Потап смотрел точно так же. Он властвовал, он жил собственным значением и ронял слова веско, продуманно, будто бы изрекал всегда нечто важное. Для окружающих это, в принципе, так и было, а поэтому семнадцатилетней девчонке было почти невозможно сказать ему «нет».
Я почувствовала свою легковесность и незначительность перед Потапом, хотя мы были знакомы, и я была девушка его брата, но здесь, на трассе, все это не имело значения. Здесь уже не был мой родной маленький город, и обычаи этого места тоже, казалось, были другие — правда Большой Дороги была начисто лишена юмора и тепла, и целиком зависела от простой грубой силы, которую стремились проявлять все собравшиеся здесь мужчины.