– Сложно, – сказал Оден позже, когда все-таки нашел в себе силы расстаться с лошадью. – Я все еще не могу привыкнуть к тому, что он взрослый.
Мой брат сказал мне то же самое.
Но с Брокком мы виделись часто, все же воздушный мост – его детище.
И драконы.
И неторопливые, похожие на стальных китов цеппелины, что медленно плыли по небу, открывая новые пути.
– Мне всегда больше нравилось строить корабли, – признался братец, – а пришлось делать оружие.
О своей жене он не заговаривал, когда же я спросила, ответил:
– Мы оба привыкаем друг к другу. Думаю, со временем все наладится… я хотел бы показать ей море.
А потом началось вдруг лето.
С дурмана и южного ветра, который пришел и остался, чтобы расчесывать вересковые гривы склонов, звать меня голосом далекой грозы… и день ото дня зов становился все более сильным. Однажды я очнулась во дворе.
Не человеком.
Желая одного: бежать… куда? За ветром.
В тот раз я вернулась… и в следующий тоже… но чем дальше, тем тяжелее было держаться. А еще Оден…
– От тебя пахнет иначе. – Он ходил по пятам, позабыв обо всем, кроме меня. День. Второй. И третий. – Извини, но… если бы ты знала, как от тебя пахнет…
– Как?
– Серебром. И вереском. И медом.
Ветром. Землей. Родниками.
Чем-то давным-давно утерянным, позабытым.
И однажды я не выдержала…
Мы бежали по лунному следу. По воде. По бело-лиловому, расшитому медвяными нитями ковру. По миру, который существовал лишь для двоих.
В этом мире не было ни правил, ни запретов.
Утомленная игрой, я возвращала человеческий облик, ложилась, прижимаясь к золотому боку, засыпала совершенно счастливой. Сквозь сон слышала, как поют родники, и водяные, и огненные. Просыпалась и вновь бежала.
Это длилось вечность, а выяснилось: всего-то три дня. И однажды зов исчез, а сны стали просто снами. Но сохранились горы, солнце и вересковые пустоши. И безоглядное, какое-то невообразимое счастье, от которого мне хотелось петь и кричать.
И еще сделать какую-нибудь глупость.
Например, упасть на землю и лежать, глядя в небо. Лучше, если вдвоем. Для одной меня небо слишком большое.
Я устраиваюсь на животе Одена.
– Эйо… – Он перебирает отросшие волосы. – От тебя опять иначе пахнет.
– Плохо?
– Нет… хорошо. Очень хорошо. Теперь и золотом тоже.
А потом задумчиво так добавляет:
– А у волков гон зимой…
Спустя полгода Одена призвали ко двору. Рождение наследника престола – хороший повод, чтобы подарить королевское прощение даже тому, кто о прощении не просит.
И земли за Перевалом получили нового наместника.
– Это король, – вздохнул Оден, укладываясь рядом. – Он всегда добивается того, чего хочет… ну и в ближайшие пару лет он точно не умрет.
Что ж, пожалуй, это можно считать хорошей новостью.
– Зато тебе не придется дом перестраивать…
– Угу. – Муж погладил мой живот.
– И климат там лучше…
Оден вздохнул.
Он уже привык к Перевалу. Да и я, честно говоря, тоже.
Но наш сын появился на свет в Долине, в середине весны. У него были светлые волосы, россыпи родинок на обеих щеках и яркие зеленые глаза…
Лоза действительно сумела прорасти сквозь камень.