Контуры и вправду держались неплохо, что в перспективе давало выигрыш во времени.
И все-таки чужая земля, неуютная, пусть отныне и принадлежит она детям Камня и Железа.
Поле. Зелень пшеницы, которая только собирается выбросить колос. Тонкая размытая полоска леса на горизонте. Слева городские стены, невысокие – давно уже не стены защищают города. Круглая дозорная башня с колоколом.
Грозный голос его летел над землей.
Крайт вертелся в седле, принюхиваясь.
Пахло землей. Навозом. Животными. Виттар привычно изолировал в сознании те запахи, которые его десятка принесла с собой.
…шагах в десяти куропатка сидит над гнездом.
…свежий лисий след вьется по краю поля.
…падаль в канаве.
– Райгрэ! – Крайт привстал на стременах. – В город не надо. Нам надо к лесу… Скорее. Нет, там не… не знаю, но если мы не успеем, будет плохо.
Лицо Аргейма дернулось: Крайт раздражал его своей откровенной слабостью, отсутствием надлежащего почтения к вожаку. Вместе с тем он понимал, что без этого бесполезного в бою щенка не обойтись. О да, он предпочел бы, чтобы жилы наградили ценным даром кого-нибудь более достойного.
Виттар потряс головой, избавляясь от привычной слабости. Арка сети была стабильна, вот только свободной силы остались крохи.
А Крайт, развернув лошадку, уже несся к лесу. Он почти распластался на конской шее и знай подстегивал животное.
– Без головы останется когда-нибудь, – заметил Аргейм.
– За ним.
Выпороть щенка. Вернуться домой и выпороть. За беспечность. За наивность. За порывы прекрасные, которые всем дорого обойтись могут. И плевать, что Крайт войну видел лишь издали, что никогда вот так, с разбегу, не налетал на волчьи ямы, на ловчие лозы, на землю, пропитанную черным маслом, что вспыхивает от одной искры, и стена холодного чужого огня летит, сметая всех. От нее не защитит и живое железо.
Он, конечно, слышал истории о разрыв-цветах, которые распускаются над полем, окрашивая небо в лиловый цвет безумия. О водяных окнах, что вдруг раскрываются на твердой и вроде бы надежной земле. О болотной тлени с вечным ее голодом.
Это все было, но… отдельно от Крайта.
Полоса малинника остановила беглеца. И Крайт, резко подняв лошадку на дыбы, – да что с ним творится-то? – вертел головой.
– Здесь… скоро… туда надо… надо туда…
– Стоять! – рявкнул Виттар.
Крайт не услышал или сделал вид, что не слышит, ринулся в черноту леса. Виттар, мысленно пообещав себе, что лично за вожжи возьмется, направился следом.
Буковый лес. Немертвый.
Огромные деревья поднимаются к небу и, сплетаясь ветвями, держат друг друга. Их кора неестественного красного цвета, и кажется, что буки освежевали. Широкие листья – будто черепица, и под покровом буков темно. Редкие лучи света пронизывают темноту, словно стрелы, чтобы увязнуть в листве.
И лошади замедляют шаг.
Запахи размыты: лес не желает помогать чужакам. И след Крайта тает…
Люди Аргейма, не дожидаясь приказа, надевали броню.
Шелестели листья под ногами лошадей. Шелестели листья над головой. Шелестели крылья птицы, что скользила в плотной вязи ветвей. Виттар видел ее тень, но, сколь ни силился, не мог разглядеть саму птицу. В лесах альвов случалось и не такое…
Крайт, бестолковый щенок, во что ты ввязался?
– Стой! – Виттар спешился и, стащив куртку, бросил на седло. – Ждать. Занять оборону. Подготовить отход.
Предчувствие было мерзким, а после Раббарна, который в одночасье перестал существовать, когда водяной табун смел плотину, Виттар был склонен доверять своим предчувствием.
– Вы собираетесь…
Перекинуться.
От одежды Виттар избавлялся так быстро, как мог, стараясь не отвлекаться на птицу, подобравшуюся чересчур близко. Чудилось – вот-вот соскользнет с ветки, норовя когтями да по глазам ударить.
Живое железо рвануло, чувствуя свободу. Волна знакомого жара прокатилась по телу, изменяя. Колыхнулась, рискуя осыпаться, сеть, но Виттар удержал-таки.
А возвращаться придется на четырех ногах, второго оборота сеть не выдержит.
И мир поплыл. Запахи. Звуки.
Сзади – свои. По листьям синей нитью след вьется. И лес молчит, наблюдая за железным псом. Сложнее всего удержать разум, но у Виттара получается. Он осаживает первый порыв, заставляя себя ступать осторожно. Внезапное прикосновение ветра заставляет замереть.
Любопытство?
Лес не видел таких животных? Он трогает зубы, ощупывает стальные иглы брони, осторожно касается спинных шипов и тут же ластится, пытаясь пробраться под металл доспеха, поражаясь тому, что неживое способно стать живым.