Вопросов не будет.
Вот и хорошо, остается только вздохнуть с облегчением, и пожелать душе малыша удачи в новой жизни.
И идти оправдываться и каяться.
Что ж не впервой.
Влад обнаружился у подъезда, он стоял под фонарем в одном свитере, без куртки (в такую-то холодину!) и обеспокоенно всматривался в темноту. Хмурился. И сжимал в руке телефон.
В последний раз шмыгнув носом, и, вжав шею в плечи, я выступила из тьмы на свет. Мужчина, заметив меня, резко выдохнул и нахмурился еще сильнее.
Несколько шагов на встречу и...
- Где ты была? - спросил вкрадчиво.
- Гуляла. Кошмар приснился, вот и решила выйти, голову проветрить.
- А меня почему не разбудила? - сердится, взъерошенный весь, аки мокрый воробей, волосы торчком и глаза сонные.
- Ты так сладко спал, жаль было будить.
- А телефон почему не брала?
- Он на беззвучном был, - соврала.
- И звонок сбросила, разумеется, случайно.
- Разумеется, - вот только допроса мне сейчас и не хватало. - Пойдем в дом - холодно.
И обогнув его по дуге, вошла в привычный полумрак подъезда. Поплакать бы сейчас в подушку, но при Владе нельзя, возникнут вопросы, на которые я ответить не смогу, не соврав. А врать любимому мне совсем не хочется.
- А звонила кому?
- Ну, ясное дело, любовнику, кому я еще могла звонить в три ночи! - бросила язвительно. Конечно, не стоило быть с ним такой резкой, он ведь не виноват, что у меня все наперекосяк и настроение на нуле.
- Серафима, - протянул строго.
- Люське. И даже не спрашивай, о чем мы говорили. Это женское.
- Ну, разумеется, - буркнул себе под нос. - Ты, как со своей Люськой связалась...
Обернулась я резко, и в глаза его цвета стали посмотрела зло и неверяще. Как он может?!
- Не смей, даже договаривать не смей, - прошипела. Шмыгнула носом, развернулась на каблуках и дальше по лестнице поднималась бегом.
Влад громко топал следом.
Уже в квартире хотела все ему высказать, чтобы он о Люське больше и слова плохого говорить не смел. Но он меня опередил, сказав:
- Завтра поговорим. А сейчас спать.
Перечить не стала.
- Спать, так спать.
Разделась быстро и в комнату прошлепала. Постель холодная... И я только сейчас заметила, как сильно продрогла: трясет аж всю и зуб на зуб не попадает. А на месте сердца в груди, будто вода ледяная озерная плещется. Холодно.
Даже плакать больше не хочется.
Плохо все.
- Знаешь, тебе, наверно, лучше больше не оставаться у меня на ночь, - прошептала в темноту. - Я живу, как живу... Я, как кошка, что гуляет сама по себе, захочу - ночью на улицу выйду, захочу - сяду в такси и вообще куда-нибудь уеду.
- Неправильно это.
- Не тебе меня судить. Говорила же сотни раз: "что-то не нравится, где двери знаешь".
Влад молчит. И, верно, хмурится, но в темноте не видно.
Молчит.
А темнота шпарит холодом. Холодно, так холодно, что даже голова от холода кружится, эх, не проходит даром общение с потусторонними силами.
И Влад молчит. И под одеяло ко мне так же молча залез.
- Ох, ты ж... Как ледышка просто.
Выдохнул судорожно, и, кажется, хотел еще что-то сказать, но сдержался. Обнял, согрел, и носом по моей щеке елозит.
Теплый. Для меня почти горячий.
- Не уйду я никуда, - и в объятиях сжал еще сильнее. Ох, еще чуть-чуть и, кажется, что ребра мои треснут. Зачем же так сильно? Неужто боится, что я снова могу куда-нибудь улизнуть, пока он спит.
Хотя с меня станется.
Тепло расползалось по телу медленно, но верно. И даже дышать стало легче. Хорошо, и Влада прогонять уже не хочется.
Уютно в его объятиях.
Расслабилась, уснула. Вот только и в Морфеевом царстве нынче ночью покоя я не нашла. Мне снились сны: нехорошие, пакостные. Виделось мне, что я снова на заколдованном озере, танцую в серебристом свете луны, а в низу подо мной в толщах воды крутится, изгибается, точно со мной танцует нечто мощное, огромное, темное.
Страшное.
И веет от него такой силой могущественной, что бежать в далекие дали хочется. Хочется, да только не можется, тело, ноги совсем не слушаются - двигаются сами по себе в такт музыке. И ничего тут не поделаешь: колдовство сильное, - а я слабая.
И этот под ногами крутится, вертится - пугает.
Чарондак!
Старушка сидела с кружкой в руках, просила милостыню. Мало кто к ней подходил, большинство просто проходило мимо, наверно, прохожих пугали ее подернутые белой пеленой глаза, которые она и не думала прятать за темными очками.
Я нащупала в кармане мелочь, хотела было подойти - подать.
Но слепая меня опередила. Охнув, она перевела свой взгляд, до того устремленный в пустоту, прямо на меня, нахмурилась, надулась. Она меня видит? Но как?
Я сделала несколько несмелых шажков, сомнения пропали, бабулька за мной следила. От этого мне стало совсем не по себе, и я решила, уподобившись остальным, просто пройти мимо.
Руку в кармане разжала, монеты звякнули и вернулись на место.
Шаг, еще один... И тут безобидная с виду старушка с диким воплем вскочила со складной табуреточки и кинулась через толпу прямо ко мне. Что вело ее незрячую через плотный поток людей, одному богу было ведомо.
Подбежав, она преградила мне дорогу и завопила с надрывом:
- Ведьма, ведьма! Чертовка!
- Гадина!
Прохожие смотрели, забавлялись - как же, такой спектакль! - и обходили нас стороной. А бабка все не унималась, крестилась и верещала:
- Мерзавка! Дьявольское отродье! Не жить тебе, не жить, грязная, поганая, мерзкая...
От неожиданности я онемела, и ноги будто приросли к земле. Откуда она знает? Откуда?
- Змеюка! Гадина!
- Да, отстань ты, бабка, от девчонки! - бросил кто-то мимоходом.
На то бабка взвилась еще пуще прежнего:
- Да что ж вы, люди, что ли не видите, кто по нашей земле ходит?! Дьяволица!!!
Вопль эхом прокатился по площади.
Я попыталась убежать, но старуха меня не пустила, вцепилась в рукав пальто мертвой хваткой и держит, и кричит, слюной во все стороны брызжет.
- Дьяволица! Жена чертова...
Как... Как она могла узнать? Как поняла? Как?! И я заплакала, по-настоящему, всерьез, горько, практически навзрыд. Слова незнакомки ранили больнее ножа.
- Га... ди... н...
Старуха захрипела, забулькала, за грудь схватилась... рукав мой из пальцев выпустила. Я спешно от нее отскочила, но не ушла, ноги все еще были будто ватными.
Слепая задыхаясь, упала на одно колено. Помочь ей, верно, надо, а меня словно паралич разбил, да и не примет она моей помощи, испугается, еще больше разнервничается, и ей только хуже станет. Да и что с ней? Инфаркт? Инсульт?
Да нет же, это я в ее нечаянной болезни виновата! Бабка-то захлебывается, легкие ее водой наполняются, как же я сразу этого не поняла?!
- Вызовите скорую! - крикнул кто-то, кто я не видела. Я ничего не видела, слезы застилали глаза.
Не успеет скорая... Не успеет. И я стану убийцей...