Выбрать главу

— Мне нужен совет и взгляд со стороны, — Камилла смотрела на нее так мило улыбаясь, что стала похожа на котенка из мультика.

— Что касается образа, тут ты обратилась по адресу, — согласно кивнула Дамла, — нужно срочно обновить твой гардероб. Думаю, кое-чем я смогу тебе помочь. В конце концов, меня научила всему мама, а она была иконой стиля и элегантности.

Девушки, предвкушая прекрасное времяпрепровождение, отправились в лучший бутик одежды в Турине. Пересмотрев весь ассортимент, Дамла наконец остановила свой выбор на длинном черном, слегка переливающемся платье, полностью закрытом спереди, но с большим вырезом на спине.

— Черное платье — это палочка-выручалочка в любой ситуации, — наставительно проговорила она, — так, теперь туфли… Вон те, чёрные, отлично подойдут. И сумочка от Шанель. Без Шанель тебе конец, милая!

Дамла волновалась, как будто сама собиралась на свидание.

— А у тебя кто-то был? Ну, жених или любовник? — спросила ее Камилла, с удовлетворением оглядывая себя в зеркале.

— Были, но это были детские отношения. Не женихи, не любовники, даже просто парнями их назвать нельзя. Мальчишки, с которыми я иногда целовалась. Ничего серьезного, — вздохнула Дамла.

— Хочешь сказать, что ты — девственница, милая? Никогда бы не подумала! — Камилла оторвала взгляд от своего отражения и изумленно уставилась на Дамлу.

— В Турции традиции важнее всего. Мой брат мог нарушать их все, но он мужчина. А мы живем в мире мужчин, где женщинам гораздо меньше позволяется, чем им, — Дамла смутилась, такой вопрос прямо в лоб застал ее врасплох.

— Но неужели не было никого рядом с тобой, в кого ты бы могла влюбиться?

Дамла замялась, ее щеки вспыхнули ярко-красными пятнами, она отвела глаза в сторону, рассматривая изящную сумочку, которую собирались приобрести для свидания Камиллы. Только что она была весела, но от этого разговора, ей стало грустно и сердце сжала тоска.

— Был… Один. Друг моего брата. Но у нас ничего не было. Не знаю, почему. Я была уверена, что нравлюсь ему.

— Звучит как фраза из любовного романа! — улыбнулась ей Камилла. — Я уверена, ты еще встретишь своего рыцаря, в которого обязательно влюбишься, и который заставит тебя плюнуть на все эти никому не нужные устои. Сейчас двадцать первый век, дорогая! Кому нужны эти дурацкие традиции?

— К такому платью нужны бриллианты! — Дамла постаралась побыстрее сменить тему. — И я уже заметила кольцо на твоем пальце. Оно прекрасно!

Камилла, позволив Дамле полюбоваться на кольцо, достала из своей сумки футляр. Открыв его, провела пальчиками по бриллиантовому браслету, сверкавшему на красном бархате.

— Да, у меня есть кое-что! Вот, смотри.

— Какая красота! — воскликнула Дамла, восхищенно глянув на украшение.

— Не все традиции бывают неприятными. На Сицилии жених дарит своей невесте такой браслет в знак того, что обещает свою любовь и взаимопонимание, — Камилла протянула ей руку. — Поможешь надеть?

— Наверное, он тебя очень сильно любит, — проговорила Дамла, застегивая браслет на запястье подруги. — Потому что это просто произведение искусства!

========== Глава 4 ==========

Камилла вышла из машины возле Туринского театра. Она волновалась не потому, что никогда не бывала на таких мероприятиях, наоборот, светские приемы, премьеры, спектакли были постоянным местом ее обитания, а потому, что это был первый выход в свет вместе с женихом после их помолвки. К тому же в Сиракузах ее все знали и все было по-другому.

На крыльце здания театра, лицом ко входу, стоял высокий широкоплечий черноволосый мужчина в смокинге. Он развернулся и, увидев ее, пошел к ней навстречу. Протянув руку, сказал:

— Мими! Ты прекрасно выглядишь!

Она вложила свою руку в его и улыбнулась в ответ.

— Это наш первый выход и первое свидание. Мне хотелось быть особенной для тебя, Дарио!

Он кивнул и, взяв ее под руку, проследовал вместе с ней в театр.

После представления они сидели в дорогом ресторане. Дарио чувствовал себя здесь так, будто ему уже сто лет и он — вычурный старый миллионер, вышедший на променад со своей женой, с которой прожил большую часть своей жизни. Он внимательно смотрел на свою невесту, сидящую напротив. На секунду он представил себе Дамлу в таком же платье, но быстро тряхнул головой, отгоняя от себя это видение.

— Как тебе Турин? — прервал он молчание.

— Отлично! Я чувствую здесь себя живой, в отличие от дома. Я ещё не поблагодарила тебя за это. Если бы ты не попросил папу, он никогда не согласился отпустить меня сюда.

Дарио слегка улыбнулся, приподняв один уголок рта с непроницаемым видом, по его серым глазам никак нельзя было определить, о чем он думает.

— Я рад, что помог воплотить в жизнь твое желание, Мими.

— Пожалуйста, не называй меня так. Это не имя, а детское прозвище, которое дал мне отец. И оно прицепилось ко мне настолько, что все кругом забыли мое настоящее имя — Камилла. Мими — означает «любимая».

Дарио усмехнулся.

— Как скажешь. Камилла, так Камилла.

***

Госпожа Сехер приехала вовремя, как раз к выписке Джемре. Едва увидев ее, Джемре бросилась к ней со словами:

— Мама! Мамочка! Как хорошо, что ты приехала! — слезы, все это время копившиеся внутри нее, полились потоком.

Дженк перевел дыхание, это было уже что-то. Хоть какая-то реакция всегда лучше, чем тягостное молчание. Джемре должна была выплеснуть свою боль и эмоции.

Все вместе они вернулись домой.

Прошло уже почти три недели после выписки Джемре из больницы, но она до сих пор не пришла в себя. Почти не вставала с постели и постоянно плакала. Даже Рюзгяр отвлекал ее от тяжелых мыслей лишь на некоторое время. И она сторонилась мужа, не подпуская его к себе.

Госпожа Сехер проводила с ней почти целые дни напролет, уговаривая и утешая, а иногда плача вместе с ней. Дженк не входил в комнату, когда они были вместе, стоял подолгу под дверью, не решаясь ее открыть. Боясь снова встретить взгляд жены, полный какой-то непонятной укоризны и обиды на него. Это было невыносимо. И он решил, что раз он ничем не может ей помочь, то самое лучшее — это вернуться на работу.

Они спали в одной постели, но она отодвигалась на самый край и отворачивалась от него. А он боялся дотронуться, подолгу лежал без сна, обдумывая положение и не находя выход.

Утром Дженк встал, глянув на жену, подумал, что она еще спит. Начал медленно одеваться. Джемре развернулась в его сторону. Увидев его сборы, резко спросила:

— Ты куда?

— В офис, — односложно и почти резко ответил он, застегивая пиджак.

Джемре внезапно подскочила и встала перед ним с вызовом, слегка выпятив грудь вперёд.

— Тебе все равно, что мы потеряли ребенка! Теперь я прекрасно понимаю, что чувствовала Джерен после выкидыша! А ты не можешь понять ни ее, ни меня! — выкрикнула она ему прямо в лицо.

Дженк молча посмотрел на нее. В его взгляде читались отчаянье и боль, которые она так хорошо знала, которые так часто видела прежде. Даже цвет его глаз изменился, стал более темным, почти болотным. Но поддавшись своей собственной боли, разрывающей ей сердце, она не смогла остановиться. Минуту он смотрел на нее, затем развернулся и вышел из комнаты. В окно она увидела, как он садится в машину, только тогда она осознала, что натворила. Она бросилась вниз по лестнице, но, когда выбежала, машина уже выезжала со двора, оставив за собой сизые клубы дыма.

— Дженк! — крикнула она ему вслед.

Развернувшись, увидела перед собой мать, которая укоризненно качала головой.

Сехер обняла ее за плечи и повела обратно в дом.

— Джемре, дочка! Зачем ты так с ним? Ты несправедлива! Я вижу, как он переживает.

Джемре ничего не ответила, только снова залилась слезами.

***

Дженк, выезжая со двора, увидел краем глаза, как она выбежала за ним, но не остановился. Умом он понимал, что она страдает и ей больно от потери ребенка, но все равно было слишком обидно.

Он выехал на шоссе и помчался в сторону побережья. Приехав туда, Дженк вышел из машины и подставил лицо соленому ветру, дувшему с моря. На душе было паршиво. Он даже немного чувствовал вину, потому что Джемре не ошибалась. Нельзя сказать, что он не расстроился по поводу ребенка, но потери он не ощущал, скорее всего, для той, кто носит малыша под сердцем девять месяцев, все бывает совсем по-другому. Он ещё не успел его почувствовать, чтобы понять, что он его потерял.