— Зато ты ни от чего не отказался! Тебе весело, когда я умираю от тоски! — огрызнулась она.
— Мне совсем не весело, милая, — Дженк горько усмехнулся, но увидев её надменное выражение лица, снова ощетинился. — Я чуть не умер! И схожу с ума от тревоги за тебя каждый день. Готов на всё, чтобы вернуть тебя прежнюю.
Джемре опять увидела в глазах мужа боль, но алкоголь в крови и упрямство не позволили ей склонить голову, и она продолжала нападать на него.
— Хватит орать на меня! Я больше не хочу ничего слышать!
— Джемре, пойми, я очень сожалею о ребёнке. Но для меня важно, чтобы с тобой всё было в порядке! Я не смогу без тебя! — выкрикнул Дженк, бросив бутылку, которую все еще держал в руках, об пол. Она упала со звонким грохотом, показавшимся в тишине оглушительным.
В глазах Джемре застыли злые слёзы.
— Чёрт тебя побери, Джемре! — внутри Дженка снова заклокотала ярость, с которой он никогда не мог справляться. Ему нужно было выплеснуть ее на ком-то или на чем-то. Он с размаху толкнул торшер, который стоял рядом. Торшер отлетел в угол комнаты, послышался звук разбитого стекла и погас свет.
Теперь в комнате был полумрак, и только свет фонаря в саду слабо освещал их.
— Больной! — глаза Джемре в темноте горели как у дикой кошки.
— Психованная! — рявкнул он.
— Я ухожу спать к маме!
Она уже приоткрыла дверь, чтобы выйти из комнаты, но Дженк настиг её одним прыжком.
Захлопнув дверь перед её носом, повернул ключ, отрезая все пути к отступлению.
— Ты никуда сегодня не уйдёшь, госпожа Карачай! — хрипло проговорил он, облизывая пересохшие губы и глядя ей прямо в глаза.
Сделав шаг к ней, вжал её в дверь своим горячим телом, опираясь руками по обе стороны от её лица и тяжело дыша. Его почерневшие глаза горели опасным блеском. Джемре, выставив обе руки вперед, толкала его в грудь, пытаясь отодвинуть от себя. Но это оказалось непросто. Легче сдвинуть с места бронепоезд, чем Дженка Карачая.
— Я никуда тебя не отпущу, Джемре. Ты будешь здесь, со мной. Я не позволю тебе уйти в себя. Не позволю больше проблемам и непониманию встать между нами. Сегодня ночью мы снова будем в нашей постели как муж и жена.
Его лицо было так близко, что Джемре невольно подумала, что больше всего на свете она хочет прямо сейчас коснуться его губ, почувствовать его руки на своем теле.
Хотелось сказать ему, что она очень-очень скучает по нему, по его нежности, его ласке, его поцелуям, его близости, но вместо этого она почти прошипела ему в лицо, как змея:
— Даже и не думай!
Дженк застыл лишь на пару мгновений и впился в её губы, целуя как безумный. Джемре почувствовала, как земля уходит из-под ног, и все отступает на второй план. Остаётся только Дженк. Она никогда не могла ему сопротивляться, даже если хотела, все равно не могла.
Их сумасшедшее желание, долго сдерживаемые эмоции, наконец, нашли выход. Словно какая-то невидимая сила столкнула их, заставляя не думать ни об осторожности, ни о нежности. Вся их злость, боль, обида вылились в непреодолимое желание — тёмное, древнее, первобытное, зеркально отражавшее друг друга. Ее ноги подкосились, и она всем телом повисла на нем, обхватив за шею.
В голове у неё молнией проскочила мысль, что сегодня ночью она может позволить ему и себе абсолютно всё. Она чувствовала голод, который не могла насытить. Ей хотелось еще и еще его поцелуев, ласк, всего, что он мог ей дать.
Между поцелуями он прошептал ей в самое ухо:
— Хочу. Хочу тебя. Всю. Хочу проникнуть в твои мысли. Хочу проникнуть в твоё тело.
Расслабленная алкоголем и поцелуями мужа, Джемре дурела от его сумасшедшего натиска, капитулируя и сдаваясь на милость победителя.
Дженк чувственно касался её, ловко освобождая от одежды и успевая раздеваться сам.
— Любимая. Джем… — выдыхал он в её губы.
Целовал как в последний раз, врываясь языком в её податливый рот, ласкал шейку и нежную грудь, упиваясь её запахом, снова и снова оглаживал всё тело, словно пытался получить её всю и сразу, каждым касанием признаваясь ей в любви. Она доверчиво льнула к нему, тёрлась о его обжигающую кожу. Дженк, его страсть, требовательные поцелуи и одуряющие ласки доводили до стона, до крика, до полной потери контроля.
— Не могу больше, — хрипло зашептала она, сходя с ума от того, как горячий влажный язык рисует узоры на груди и животе. — Дженк, любимый…
Он поднял голову, отрываясь от неё, от её до боли желанного тела. Подхватил на руки и уложил на кровать.
Комната госпожи Сехер располагалась на первом этаже прямо под спальней дочери и ее мужа. Джемре ушла сегодня спать пораньше и попросила ее проследить за тем, как Дила уложит Рюзгяра. Сехер слышала, как подъехала машина и хлопнула входная дверь. Дженк пришел не так уж и поздно. Но Джемре не вышла его встречать. Она тоже не стала выходить. Вчера снова Джемре притащила пьяного мужа на себе, как в старые времена, а потом спала в комнате сына. Но Сехер не удивилась этому. Дженк ушел, едва забрезжил рассвет, словно пытаясь сбежать от гнева жены. Сидя в своей комнате, она услышала громкие голоса детей наверху. Они ругались, потом донеслись звуки бьющегося стекла и голоса стали еще громче. Прекрасно зная упрямый характер дочери и бешеный темперамент зятя, Сехер насторожилась ещё больше.
Встала и прошлась по комнате, обдумывая, стоит вмешаться или нет. Внезапно наверху наступила тишина.
Она немного расслабилась, подумав, что возможно, детям удалась договориться. Пока она возносила хвалы Аллаху, поглядывая наверх, ее внимание привлек странный мелодичный звук, исходящий с потолка. Она присмотрелась и поняла, что поет люстра, издавая тонкий хрустальный звон, слегка покачиваясь. Щеки госпожи Сехер непроизвольно залил густой румянец. Она с размаху шлепнулась на кровать и прикрыв рот рукой, только и смотрела на люстру, не в силах оторвать от нее глаз, боясь даже представить себе то, что сейчас происходит в комнате наверху.
========== Глава 6 ==========
Сехер проснулась ранним утром. В доме стояла тишина. Она поднялась с кровати и стала не спеша одеваться. Ей нравился дом ее дочери, он был не очень большим, но невероятно милым и уютным. Никаких громоздких украшений в виде статуй или огромных декоров здесь не было, зато были большие окна, пропускающие много света в комнаты, отчего они казались светлыми и просторными. В солнечные дни, каким обещал быть сегодняшний, солнце ярким светом заливало все вокруг и от этого создавалось ощущение тепла и комфорта.
Сехер глянула в окно на лужайку перед домом. Стоял уже конец октября, но теплая погода все еще не уступала место серости и холоду, обычной для поздней осени. Она увидела, как зять вышел из дома и направился к машине. Только он открыл дверцу, как Сехер услышала голос своей дочери:
— Дженк!
Он обернулся, Джемре уже бежала к нему от входа, набросив пальто прямо на ночную сорочку, в её руках был шарф. Она начала повязывать ему его на шею. Дженк смотрел на неё влюблёнными глазами и улыбался мягкой теплой улыбкой. Пока жена занималась шарфом, он обнял ее, а затем внезапно, обхватив за бедра, приподнял и смотрел, уже запрокинув голову, снизу вверх. Джемре засмеялась тихим счастливым смехом. Склонилась к нему, щекоча его лицо своими волосами и поцеловала в губы, обняв за шею. Он покружил ее немного, и медленно, не отрывая своих губ от ее, опустил на землю. Когда, наконец, сел за руль, всё ещё не мог отвести от неё взгляда, в котором даже издалека читались обожание и нежность. Машина тронулась с места, а Джемре стояла с улыбкой, глядя ей вслед. Эта улыбка не сошла с лица ее дочери, когда она шла обратно к дому, без конца оборачиваясь, пока машина Дженка окончательно не скрылась за воротами.
Сехер поймала себя на мысли, что не может налюбоваться на эту картину любви и счастья, ее материнское сердце не выдержало. Она давно уже не держала зла на Дженка за его прошлые ошибки. А за эти последние недели, глядя как он мучается и переживает, ходит печальный, с красными глазами, она и совсем перестала на него сердиться. Ее глаза наполнились слезами радости за дочь. Тут ей вспомнился перезвон люстры на потолке ночью, и, не сдержавшись, она прыснула смехом в ладонь.