Ее глаза расширились, но он не собирался отпускать ее так легко. Он улыбнулся ей, склонив голову в ожидании.
Вилла сглотнула. Затем, наклонившись, она начала скатывать свой чулок вниз по ноге с мучительной медлительностью до тех пор, пока она не дошла до кончиков пальцев и не сбросила его на пол.
Натаниэль подумал, что умрет. Тот факт, что она не имела понятия о том, что когда она наклонилась, лиф ее платья опустился, полностью выставляя напоказ ее роскошную грудь, только сделал это зрелище еще более захватывающим. Он издал негромкий печальный стон, когда она выпрямилась и лишила его этого божественного вида.
Он быстро стянул с себя оба носка и стащил рубашку через голову.
Вилла застыла при виде его обнаженной груди. Как она могла забыть, как он прекрасен? Почему она откладывает именно то, чего ей хотелось больше всего?
Внезапно быстро задвигавшись, Вилла поставила другую ногу на кресло, сняла подвязку и чулок, отбросила их в сторону, затем выпрямилась перед Натаниэлем.
Он знал, чего она хотела, она могла видеть это на его лице, но не могла выносить даже следов высокомерия. Решив проявить немного своей недавно открытой силы, она повернулась к нему спиной, затем потянула платье вверх, снимая его через голову, а затем отбросила его в сторону. Потом, все еще стоя спиной к нему, как для храбрости, так и для возможного поддразнивания, Вилла потянула за завязки на своей сорочке и позволила ей соскользнуть вниз, где она повисла на ее бедрах.
Натаниэль издал низкий агонизирующий звук, и она бросила на него взгляд через плечо, чтобы увидеть, как его руки сжались в кулаки по бокам, и все высокомерие исчезло с его лица.
Отлично.
Затем она повернулась, чтобы добежать до кровати и спрятаться под покрывалами.
— Не так быстро, цветочек!
Натаниэль поймал ее одной рукой и развернул к себе лицом, затем шагнул вперед, чтобы поцеловать…
И споткнулся о свои собственные ботинки на полу. С трудом изогнувшись так, чтобы не приземлиться на Виллу, он сильно ударился о мраморный камин.
— О, дорогой! О Натаниэль, с тобой все в порядке?
Он смог сделать глубокий вдох, но почти тотчас задохнулся снова, когда осознал, что тяжелые, мягкие груди Виллы прижимаются к его обнаженному торсу. Он мог ощущать ее затвердевшие соски, прикасавшиеся к его коже, когда она руками ощупывала его голову в поисках повреждений.
Небеса. Когда почти обнаженная Вилла сбивает тебя с ног — это настоящий рай на земле.
Но Натаниэль хотел бы побывать и на небе. Или — еще лучше — внутри этого неба.
Потянувшись к ней, он обнял ее двумя руками и перекатил их обоих в сторону, подальше от холодного мрамора на мягкий, толстый коврик.
— Ох, с тобой все хорошо. Я так боялась, что проклятие…
У него вообще не было выбора. Он должен был поцеловать ее прямо сейчас, заглушив эти слова.
Как только волна опасения за него схлынула, Вилла совершенно забыла о том, как нужно думать. В мире не было ничего, кроме вкуса, запаха и ощущения Натаниэля над ней.
Он глубоко поцеловал ее, приподнялся на ней на одной руке, пока другая рука потянула ее сорочку вниз к ее лодыжкам. Она быстро отбросила ее ногой прочь, затем выдохнула ему в рот, когда он вместился меж ее коленей.
— Ш-ш-ш, — проговорил он ей в губы. — Еще рано.
Она расслабилась, позволив своим ногам полностью раздвинуться, когда Натаниэль лег на нее, прижавшись к тому месту, где они разделялись, и где его все еще закрывали брюки. Пока они на нем, ей не о чем беспокоиться.
Затем его руки начали путешествовать по ее телу старательно и уверенно, и она забыла, что нужно о чем-то беспокоиться.
Глава 21
Натаниэль не мог поверить женщине, которая двигалась, вздыхала и вздрагивала под ним. Никто никогда так не отзывался на каждое его прикосновение и, по-видимому, на каждую его мысль.
Он полагал, что занимался раньше любовью, но с ним никогда не происходило ничего подобного. Никогда не было такой щедрости, такой болезненной нежности, но при этом фантастического неистовства.
Она была возбуждена и извивалась и вздыхала под ним, стимулируя его до почти непереносимого состояния. И слова, которые продолжали срываться с ее губ, уводили его с каждым моментом все дальше.
— Я люблю тебя, Натаниэль. Я так тебя люблю.
Он не мог больше ждать. Вилла еще не достигла оргазма, но ее плоть припухла, была влажной, и она вздрагивала от каждого прикосновения его пальцев к ней. Он должен был довести ее до конца, но он так отчаянно нуждался в ней…
— Цветочек, мне нужно… — он начал возиться с пуговицами своих брюк, затем задохнулся, когда ее руки скользнули по его животу, чтобы помочь ему. Его собственные так сильно дрожали, что он отнял их от пуговиц и позволил ей расстегивать их.
Страх Виллы прошел. Все, что она могла ощущать сейчас — это ослепляющую боль внутри себя плюс неотложную необходимость увидеть Натаниэля обнаженным. Прямо сейчас.
Она быстро протолкнула пуговицы сквозь петли, позаботившись о том, чтобы при каждой возможности поглаживать костяшками пальцев твердый длинный предмет, спрятанный под прекрасной плотной шерстью брюк. И каждый раз он вздрагивал. Великолепно.
Затем он вырвался на свободу. Его возбужденный член выпрыгнул в ее ждущие руки, но у нее не было времени исследовать его. Натаниэль отодвинулся, отчаянно сорвал с себя бриджи и перекатился обратно, устроившись между ее бедер.
— Ты так нужна мне, цветочек. Я должен быть уверен…
Она обняла его руками за шею, притянула его вниз для горячего, влажного нежно-грубоватого поцелуя. Затем отодвинулась и бросила на него совершенно серьезный взгляд.
— Если ты не возьмешь меня сейчас, Натаниэль, я ударю тебя.
В ответ головка его члена вошла в нее.
Она откинула голову назад, задыхаясь.
— О, да-а-а.
Он вышел, заставив ее захныкать от потери. Затем он снова начал вталкиваться в нее. С каждым ударом он терся о то место, очень чувствительное, к которому Вилла прикасалась, только когда принимала ванну.
Это казалось грешным, скандальным и просто замечательным. И ей совершенно не было больно.
Он делал это снова и снова, все быстрее и быстрее, пока ее голова не опустилась на его предплечье и она громко не застонала.
Тогда он изменил позу — переместил свое тело ниже и крепче сжал ее в объятиях — и глубоко вошел в нее.
Тянущая, разрывающая боль была шокирующей. Она вскрикнула от боли, в панике ухватившись за его плечи, и яростно замотала головой, когда он наклонился, чтобы выдохнуть ей в ухо ободряющие слова.
— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Мне очень жаль. Это пройдет. Ш-ш-ш.
Он крепко обнимал ее, больше не двигаясь внутри нее. Вилла проглотила рыдание, все еще задыхаясь от шока, затем ее вера в него и жар его тела позволили ей расслабиться. Жжение стало менее острым, когда ее тело растянулось и потеплело вокруг него.
— Тебе лучше? — его голос был нежным.
Она откинула голову и улыбнулась ему, кивнув, несмотря на последний дрожащий вздох.
Затем она сильно ударила его по бицепсу.
— Почему ты не сказал мне, что ты собираешься сделать это?
— Если бы я сказал, то ты бы напряглась, и тогда было бы гораздо хуже.
— О, — она некоторое время размышляла. Затем ударила его снова.
— Цветочек, мы в самом деле должны поговорить о твоей склонности к насилию.
— Отлично, после того, как мы поговорим о том, откуда ты так много знаешь о том, как лишать девственности невинных девушек.
Он слегка рассмеялся в ответ, и они оба задохнулись, когда он двинулся внутри нее.
— Вилла, — с трудом выговорил он, — если я поклянусь тебе, что ты — моя первая и единственная девственница, то тогда мы сможем продолжить совокупляться, пока наши мозги не вылезут наружу?
Ее глаза расширились от изумления.
— Это не все? — эта мысль заставила ее задрожать под ним, и она ощутила, как он пульсирует в ней.
Он застонал.