— Знаете, милорд, вы сохраняете свои командные манеры, даже когда одеты в ночную рубашку.
Губы Ливерпула дернулись, но Натаниэль поспорил бы с любым человеком, который заподозрил бы у Премьер-министра наличие чувства юмора. Он последовал за ним в очень приятно обставленный кабинет. Ливерпул сел за массивный стол. Натаниэль отказался от предложения присесть и не стал стоять перед премьер-министром, как сбившийся с пути слуга. Вместо этого он бродил по комнате, потрогал глобус, проверил пыль на картинных рамах…
— Передайте мои комплименты вашей экономке.
— Я уверен, что она будет счастлива услышать их, — сухо ответил Ливерпул. — Я хотел поговорить с вами об этой «невесте-подметальщице», о которой я прочитал в газете.
— На вашем месте я не стал бы повторять еще раз эту фразу, — мягко проговорил Натаниэль.
— Хорошо, — легко согласился Ливерпул. Слишком легко. Натаниэль пристально посмотрел на него.
— Я не знаю, что в точности случилось с вами во время этого задания, и честно говоря, мне все равно. Это могла бы быть отличная возможность укрепить ваше положение в Обществе.
Так как положение Натаниэля в Обществе находилось где-то между подзаборным болваном и отбросами в сточной канаве, то это не звучало многообещающе ни для Виллы, ни для него.
— Я скорее надеялся, что мы сможем расшатать мое положение в Обществе, особенно сейчас, когда Фостер под арестом.
Ливерпул поджал свои тонкие губы.
— Есть ли необходимость напоминать вам, что мне все еще нужно вступить в переговоры с Луи Уодсуортом по поводу его информации о французском министре Талейране? Я все еще не решил, какая судьба будет ждать Луи, но если предательство его отца станет публично известно, то я потеряю очень ценное преимущество.
И если Натаниэль будет героем, то публика сделает вывод, что Уодсуорт им не был.
— Итак, что у вас за план?
— Отошлите эту женщину прочь. Мы объявим миру, что она не смогла выносить вас и покинула вас, чтобы жить в стыде и уединении в деревне. Нет ли на землях Рирдона коттеджа, в котором она могла бы поселиться?
Все это начало звучать слишком знакомо для Натаниэля.
— Она не сделает этого, — он улыбнулся. — Она увлеклась мной.
Он сложил руки на груди.
— Кроме того, вы однажды сказали мне, что члены Королевской четверки должны жениться и осесть на месте. И что из-за этого к ним будут проявлять меньше любопытства.
— О нет, это действительно верно. Мы никогда не должны выглядеть так, будто в нас есть что-то таинственное. Даже вы. Вот почему будет лучше, если вы благополучно исчезнете с брачного рынка. Всегда может найтись какая-нибудь честолюбивая мамаша, полагающая, что если только она представит вас в ином свете, то ее дочь сможет выйти замуж за лорда.
Натаниэль нахмурился.
— Тогда вы сбили меня с толку, Роберт.
Но Ливерпул развивал свою идею дальше.
— Да, это отлично подойдет! Чтобы укрепить вашу репутацию в качестве лорда Предателя, вы должны заставить ее отречься от вас — даже публично бросить вас. Отошлите ее назад к ее сельской жизни, Натаниэль. Там она будет счастливее.
— Она счастлива со мной.
— Это сейчас. Это просто первый расцвет любви. Но все кажется возможным, даже то, что этот непреодолимый скандал будет с вами до конца вашей жизни. Вы в самом деле хотите этого для нее? Если вы хоть немного беспокоитесь об этой девушке, вы сделаете это и сделаете с радостью.
Натаниэль крепко зажмурил глаза, но он не смог отгородиться от правды, содержащейся в словах Ливерпула.
Голос Премьер-министра немного смягчился.
— Я знаю, как вы страдаете от этого притворства, и я одобряю вашу жертву. Тем не менее, как вы, в самом деле, можете защищать эту вашу идею о том, чтобы оставить девушку? Она не имеет никакого понятия о том будущем, с которым она себя связывает. Я не понимаю, как вы сможете выдержать, если будете настаивать на том, чтобы удерживать ее.
Ливерпул был прав. Всегда будет еще один пожар, еще одно забрасывание грязью, еще одна стычка с хулиганом вроде Финстера. Раньше или позже, но это уже будет не грязь, не резкие слова и не дымовая завеса. В конечном счете, это может быть что-то более опасное.
Более смертоносное.
Он знал Виллу. Он знал, что она никогда не покинет его. Также он не мог заставить ее это сделать. Он мог отправить ее в Рирдон, но он знал, что она просто развернется и приедет назад. Дерритон не удержит ее. Дьявол, они вероятно соберут деньги, чтобы оплатить ей обратный проезд в карете. Даже если он свяжет ее, заткнет ей рот и посадит на корабль, идущий в Африку, как только она сможет вытащить кляп изо рта, то просто очарует капитана, упросив его повернуть судно и доставить ее обратно домой.
Вернувшись обратно в Рирдон-Хаус, Натаниэль уперся поврежденными кулаками в край своего стола. Он глубоко вдохнул один раз, потом другой. Затем он развернулся и зашагал к графину с бренди, который всегда стоял полным и готовым к употреблению, несмотря на тот факт, что слуги никогда не видели, чтобы он пил из него.
Натаниэль взял стакан и наполнил, небрежно плеснув в него жидкость. Он долго смотрел на стакан. С того самого дня, как он обнаружил, кто на самом деле его отец — в тот день, когда он решил, кем он сам собирается стать — он ни разу не притронулся к спиртному.
Он осушил полный стакан в два глотка, затем снова наполнил его.
Кобра не употреблял алкоголь. Кобра предпочитал сохранять свой разум при себе, свои эмоции под контролем, а свою руку — твердой.
Это работа была не для Кобры. Это была задача для человека с темными инстинктами, находящегося внутри него.
Натаниэль запрокинул голову и проглотил содержимое второго стакана. Он уже мог ощущать, как жар, идущий изнутри, сжигает стены его самоконтроля.
Это не было благородным делом — ничего общего с красивым или покровительственным занятием.
Он собирался уничтожить что-то прекрасное.
Он собирался сломать Виллу.
Наверху Вилла все еще ждала Натаниэля в его комнате. Она вновь развела угасающий огонь, затем вскарабкалась на его огромную кровать и уставилась на пламя. В комнате было тепло, но без него ей было холодно. Она натянула халат на ноги, затем положила голову на подушку. Она может ждать его и здесь.
Должно быть, прошло какое-то время, потому что пламя в камине снова почти потухло, но ей казалось, что она лишь на мгновение закрыла глаза, перед тем как открыть их от царапающего звука в комнате.
Натаниэль низко нагнулся над стулом, безуспешно пытаясь стянуть сапоги. Сердце Виллы упало. Он был пьян, она в этом уверена. Когда ты живешь над пивной, то быстро учишься узнавать опьянение, когда видишь его.
Он зашатался, затем неуклюже уселся на пол. Даже двумя руками он все еще не мог снять сапог.
— О, ради всего святого, — пробормотала Вилла и выскользнула из кровати, чтобы помочь ему. Она присела на корточки возле него и оттолкнула его руки от сапога, нахмурившись ему в лицо.
— Позволь мне…
Она задохнулась от ужаса, увидев его лицо.
— Господи Боже, Натаниэль, кто это сделал с тобой?
— Шик-карная драка. Жаль, что тебя там не было. Я мог бы воспользоваться этим твоим прав-вым хуком.
Вилла не могла поверить в это. Мужчины и их сражения! Она поднялась, чтобы зажечь свечу, затем принесла миску и ткань с его умывальника.
Он пытался встать на ноги, когда она вернулась, но Вилла толкнула его обратно вниз.
— Ты можешь с таким же успехом остаться на полу. Я чувствую, что ты в любом случае снова окажешься там. Кроме того, там до тебя легче дотянуться.
Она обмакнула ткань в воду и начала промывать его лицо.
— Я в самом деле должна научить тебя, как защищать левую сторону. Ты не должен был позволять им задеть тебя.
— Эт-то не весело, если тебе не пустили немного крови, — дружелюбно возразил он. Затем с удивлением взглянул на нее. — Другие парни выглядели гораздо хуже меня.
— Не гордись собой. Дик может пробраться через драку в пивной и выйти оттуда только с поврежденными костяшками на пальцах рук.