— Спасибо большое, — с опозданием пробормотал Венька и спрятал желтую пачку в карман. Она была почти полна. «A-а, пригодится, — подумал Венька. — Ишь как расхваливает! Значит, есть за что. Пусть ребята попробуют. Они оценят».
— Слушай, ты, оптовый покупатель, — раздобрился вдруг продавец, — ты «Богатырей» вроде собирался купить. Как, не раздумал еще?
Пришлось Веньке снова развязывать свою торбу, вытаскивать деньги из кармана. Когда все снова было увязано и Венька направился к двери, продавец вдруг засмеялся и поманил его пальцем.
— А живет она, между прочим, — зашептал он, — в третьем доме, если считать от моего. От почты он тоже третий. Или гостил уже, поспел?
— Кто это? — нахмурился Венька. — Кто живет?
— Как же кто! Агния твоя, вот кто. Там она с мамашей своей и проживает. Третий дом…
— Да не надо мне. — Венька вспыхнул и дернул плечом. — Спасибо за сигареты…
6
«Первый, второй, третий… — считал про себя Венька. — Этот…» Венька остановился. Он вдруг оробел так, что казалось, нельзя двинуть ни рукой, ни ногой. Нельзя ни постучать, ни уйти. Окна дома, в котором вместе с матерью жила Агния, тускло светились. «Настольная лампа, — догадался Венька. — Читают… Постучать? Нет, пойду».
Хлопнула форточка, зашевелилась занавеска.
— Кто тут бродит? — спокойно спросили сверху.
Венька вздрогнул и, подняв глаза, увидел в окне темный женский силуэт.
— Я… — сказал он.
— Ты? Ах, это ты, Вениамин Харюшин, — после недолгого молчания донесся сверху повеселевший голос. — Знаешь, я забыла тебе сказать: Агнии ведь вообще нет. Она в районе, повышает квалификацию. Ты лучше на следующей неделе приходи.
«Это ж мать ее, — догадался Венька. — Это она на почте сидела, в шапке в розовой! А лихо она меня с «иностранцем» этим поддела, очень лихо: Что ж я, дурак, сразу-то не догадался, кто она?»
— Почему молчишь, Вениамин Харюшин? — спросила мать Агнии, открывая форточку пошире.
— А вы… простите, а вы правда акушерка? — не найдя ничего другого, глупо спросил Венька.
— Правда. А разве это плохо?
Венька смутился:
— Нет, почему же? Извините меня… — и пошел прочь.
— Передать ничего не надо? — крикнули ему вслед. — Что Агнии передать, слышишь, Вениамин Харюшин?
— Ничего не надо, — оглянулся Венька. — Не сердитесь на меня. Я… До свиданья! — Он прибавил шагу.
— Заходи… — напоследок донеслось до него.
Отойдя от дома, в котором вместе с матерью жила Агния, Венька остановился и перевел дух. Было тихо. Венька запустил руку в карман и отломил кусок от третьей шоколадки. Зашуршала утеха детства — серебряная бумага. Плитка долго лежала в кармане и размякла. Венька подумал, что именно потому шоколад и кажется таким вкусным. О том, что он с утра ничего не ел, Венька даже не вспомнил.
«Надо поспешать, — подумал он и прибавил шагу. — Хватились уж меня, наверное. Вот сигареты проклятые, куда ж они подевались? Неужели обронил? Нет, не может быть, я бы заметил. Тем более, если в коробке…»
Потом Венькины мысли перескочили на другое. Сам того не заметив, он начал думать о профессии Агнииной матери. Она казалась ему необыкновенной. Не то что, скажем, буровой мастер, старший или младший буровые рабочие. И уж совсем не то, что повариха или продавец.
Венька шагал и думал о той жгучей тайне, которой окружено рождение человека. Нетяжелая сумка висела у него за плечами. За пазухой перекатывался нагретый электрический фонарик. Батарейки, хотя и истощенные, делали его весомым.
7
Буровой мастер Захар Иванович Чусовитин встретил старшего бурового рабочего Евстифеева еще на пороге.
— Нету? — заранее расстраиваясь, спросил он.
— Нету, — ответил Евстифеев и снял шапку. — Я, Захар Иванович, думаю, что он обратно подался. Исправлять свою ошибку. Совесть заговорила — такое у меня мнение.
— Думаю, думаю… — проворчал Чусовитин. — Пропадет малец, тогда мы оба с тобой подумаем. Время будет. У тебя, правда, поменьше, а у меня… — Захар Иванович пригорюнился. — Я и говорю, что пианино, а не жизнь.
Поварихи рядом не было. Приключенья приключеньями, переживанья переживаньями, а дело есть дело, и Марья Петровна гремела кастрюлями за перегородкой — то ли готовила что-то, то ли разогревала. При ней поминать пианино буровой мастер не осмелился бы. А без нее ничего, помянул.
— Э-э, да брось ты, Захар Иванович, панихиду-то разводить, — сказал Евстифеев. — Раньше времени-то зачем? Отпеть его мы всегда успеем, такое у меня мнение. Он жить еще собрался, наш пацан. Кеды вон себе купил. Импортные, одна коробочка чего стоит. Шик! — сказал он, подходя к Венькиной кровати. — Интересно, какой размер? — Евстифеев взял длинную коробку в руки и повертел ее. — Легкая. За границей на все другие размеры, не как у нас. Если я, положим, ношу сорок второй…