Странно, но заметили вошедшего Веньку как-то не сразу, а заметив, растерялись. Все вздрогнули, когда он кинул свою торбу на кровать, и увидели, как он вытирает губы тыльной стороной ладони, будто только что пил воду.
— Явился, значит, не запылился! — зловеще произнес Захар Иванович, и оба его локтя разом гулко ударили по столешнице. — Любуйтесь, вот он, перед вами! Люди тут волнуются, места себе найти не могут, допускают, понимаешь ты, разные слова… — Захар Иванович украдкой покосился за перегородку. За ней независимо хмыкнули. — А тебе, значит, хоть бы хны! Не ожидал я этого от тебя, Харюшин, прямо говорю — не ожидал.
Повариха не выдержала и высунулась из-за перегородки. В руке она, как щит, держала крышку от кастрюли.
— Ладно тебе цепляться-то! — сказала она голосом одновременно и мягким, и сварливым. — Не видишь разве, устал человек? А ты нотации сразу читать… Лектор!
— Кто лектор? Я — лектор? — Захар Иванович звучно шлепнул ладонью по столу. — Попрошу…
Венька тем временем успел распутать узел на горле своей торбы.
— Не ругайтесь, Захар Иваныч, — весело попросил он, — я вам подарок притащил. Вроде взятки. — Венька озорно и неумело подмигнул Евстифееву. — Глядите! «Запорожцы», прямиком с картины Репина. — Он извлек из сумки большую плоскую коробку. — Папиросы, подарочный набор.
Евстифеев дернул себя за бороду и расхохотался.
— А ты, братец, подхалим, — добродушно сказал он. — Далеко пойдешь, если милиция не остановит. А зря ты во второй раз, между прочим, бегал, сигаретки-то мы нашли!
У Веньки задрожали губы. Он глянул вниз, увидел свои белые от высохшей грязи сапоги и выбежал за дверь, на «королевский двор», в сгущающуюся тьму.
Захар Иванович недовольно крякнул и щелчком отогнал от себя «Запорожцев». Потом встал и прямо как был, без шапки, отправился следом за Венькой.
Венька, сгорбившись, сидел на двигателе и вроде бы глотал слезы. Захар Иванович вспомнил, что в самый последний день, когда и ребенку все стало ясно, двигатель вдруг сорвался с болтов и покатил на маховиках. Будто ожил. Захар Иванович неловко обнял Веньку за плечи, и ему вдруг показалось, что Венька жует. «Второго сегодня успокаиваю, — подумал он обреченно. — Не мастер получаюсь, а няня. Только и забот осталось, что сопли вытирать. Других нету». Венька молча высвободился из объятий, чем принес Захару Ивановичу немалое облегчение, и вдруг тихонько засмеялся, упрятав лицо в ладони.
— Я, Захар Иваныч, все думал, — сквозь пальцы сказал он, — не мог я их потерять. Все сразу-то! Но по своему следу шел, как пограничная ищейка. А их продавец в коробку положил, чтоб не промокли. Услугу оказал, а я, дурак, и не заметил!
— Ишь, Васька, — отозвался буровой мастер, — заботы проявляет. Парень-то он неплохой, женская работа его портит. Хотя куда ж ему, беспалому? А лихой взрывник был.
— «Примы» я еще двенадцать пачек купил, — отняв ладони от лица, сообщил Венька. — Все забрал, что в магазине осталось, под метелку. А тринадцатую пачку мне торговый начальник дал. Ба-альшой человек! — Венька вспомнил деда в кубанке, его галоши, позу у холодной печки и улыбнулся. — Украинская «Прима», видите? И пачка не такая — желтая. Сказал, что самая лучшая на свете. Попробуйте, Захар Иваныч!
Буровой мастер давно чувствовал, что перекурил натощак: во рту копилась липкая слюна, желудок стягивали спазмы. Однако, не желая обидеть Веньку, он взял сигарету из желтой пачки и, еще ни разу не затянувшись, похвалил табак.
Обрадованный Венька заёрзал и хлопнул себя по лбу ладонью. На свет, если тьму осеннего вечера можно назвать светом, была извлечена красивая коньячная бутылка. С вогнутой стороны она была теплая, хранила тепло человеческого тела.
— Точно в задний карман вмещается, — похвастался Венька. — Купил из интереса. Красивая бутылка, правда?
— А что в ней? — спросил буровой мастер. — Одеколон?
— Коньяк, — стараясь казаться небрежным, ответил Венька. — Отведайте, Захар Иваныч, а?
— Вон оно как… коньяк! — удивился буровой мастер. — У нас ведь, Вениамин, имеется что выпить, — помялся он, — на мое усмотрение…
— Так то спирт! — воскликнул Венька. — А это совсем другое дело. Отведайте, Захар Иваныч!
— Хм, — кашлянул буровой мастер, — ладно. Сейчас закусить соображу. Посиди.
— А не надо, — сказал Венька, смущаясь. — У меня есть. Шоколад. — Он порылся в кармане, загремела фольга. — Полплитки еще осталось.
— Разве это закуска? — Захар Иванович махнул рукой и скрылся в темноте.