Таня подумала немного, глянула на него исподлобья и сказала, краснея и запинаясь:
— Я вас хочу попросить… Только знаете что? Вы никому, ладно?
— Попробую, — пообещал Боженькин.
— Дайте мне адрес Саши вашего… скрипача!
Боженькин почесал в затылке.
— Да ведь я и не знаю его, адрес Сашкин, вот ведь какое дело-то получается, — сказал он и виновато развел руками. — Бывать бывал, а…
— Не знаете? — с недоверием переспросила Таня. — Да вы просто дать не хотите! Жалко вам!
Глаза ее сузились от гнева, и Боженькин сразу же заметил это.
— Ты погоди горячиться, — примирительно сказал он, — лучше меня послушай! Я ведь действительно не знаю. Но дело поправимое. Ты напиши ему прямо на училище: «Проспект Революции, двадцать пять, Стремоухову Александру». А он получит, не беспокойся. У нас все приезжие так делают, а чтоб письма пропадали, я такого пока еще не слыхал!
— Спасибо, — ответила Таня сухо.
Боженькин подошел к окну и посмотрел вниз, во двор. Там, посвистывая, бродил Герка Тетерин. Приложив ладонь козырьком ко лбу, он любовался делом рук своих — телевизионной антенной. И дело-то там было несложное: скрепить концы оборвавшегося под тяжестью таявшего снега коаксильного кабеля, отдельно — сердцевину, отдельно — оплетку, но Герка гордился им неимоверно.
— А хочешь, я у него спрошу? — сказал Боженькин. — Может, знает. Или у Сашки самого, а?
Таня вспыхнула и отказалась:
— Нет, не надо. И ни-ко-му! Помните, вы мне обещали!
— Ну, как знаешь, — улыбнулся Боженькин. — Тебе видней! Но на всякий случай запомни: проспект Революции, двадцать пять. Поняла?
Таня молча кивнула.
— Вот так… — пробормотал Боженькин.
Из своего кабинетика выглянул директор детского дома, с улыбкой кивнул Боженькину, увидел Таню, нахмурился и пальцем поманил ее к себе. Она пошла, понурясь. А куда ей было деваться? Боженькин поглядел ей вслед и покачал головою. Не хотел бы он сейчас оказаться на месте этой девчонки. «Волосы у нее хороши», — подумал он.
А во двор в это время через полуразрушенные ворота въехала новенькая голубая «Волга». На ее носу нестерпимо сиял хромированный олень. Первой из машины неуклюже выбралась старуха с почтовой сумкой на животе, а за нею, лихо хлопнув дверцей, — молоденький шофер. «Толя, кажется», — высовываясь в окно, припомнил Боженькин, а шофер прокричал ему снизу:
— Разрешил! Разрешил наш товарищ Огурешин! Он сначала-то подумал, что вы это… перекати-поле, — и ни в какую! А я ему говорю: «Студенты же!» И Андросова меня поддержала. «Не обеднеем, говорит. Странников спокон веку привечать положено». Ох, и шустра бабка! Уговорили. Велел привезти. «Посмотрим, говорит, посмотрим!» — Шофер хлопнул подошедшего Герку по плечу. — Раков пойдем ловить, ребята!
Герка отступил на шаг и потер плечо.
— Раки любят пиво, — повторил он чужую печальную остроту, добравшуюся до его ушей неведомыми путями.
Шофер объявил, ликуя:
— Машину за вами прислал! Привози, говорит. Посмотрим!»
— И сами бы дошли, — спустившись во двор, пробормотал Боженькин. — Невелики, кажется, баре!
Все свершилось помимо него, как-то само собой, без видимого труда и усилий, и он поэтому чувствовал легкое недовольство и недоумевал: и как такое могло случиться?
— А инструменты ваши? — возразил ему шофер. — Товарищ Огурешин велел, чтобы все в целости…
Следом за старухой почтальоншей, которую пустая почти кирзовая сумка шлепала по животу, на пороге главного корпуса, под лампочкой, которую забыли погасить, показалась воспитательница Людмила Александровна с распечатанным письмом в руке.
— Уезжаете? — спросила она, с легкой грустью щурясь за очками. — Конечно, там вам будет лучше…
Видимо, письмо, которое она получила, долгожданное это письмо не слишком-то обрадовало ее.
— Да ведь как и сказать, — уклончиво ответил Боженькин. Он почему-то чувствовал себя виноватым. — Тут-то, у вас, мы явная помеха, верно? Беспорядок из-за нас, трагедии всякие, разброд и шатания…
Людмила Александровна сунула письмо в надорванный конверт и протянула Боженькину узкую ладонь.
— Рада была с вами познакомиться!
— И я тоже, — ответил он, заметно повеселев, но смутное чувство вины так и не проходило.
— Саш-ка! Саш-ка! Вун-дер-кинд! — скандировал между тем Герка Тетерин, рупором сложив ладони.
Шофер Толя отошел за уголок, в тень, и шептался там со своей Галей, примчавшейся сюда из сада, что-то объяснял ей насчет сухого льда, жары, дождя и долгой дороги. Света стояла несколько поодаль, глядела в сторону и хмурилась.