Он не ответил. Не потому, что не хотел или решил держать свои дальнейшие планы в секрете. Просто сам не знал, что будет делать, куда денется. Не решил еще. Дни шли за днями, а он все ходил, потерянный, не зная, что предпринять. Выяснил, что теща всем рассказала, будто краску ту он с завода чуть ли не цистернами угонял, уж флягами — точно, куда сбывал — неизвестно, а денежки или прятал, или относил бабе какой на стороне. Не могли же за стакан краски ему столько лет дать?! Все, даже и те, кто был на показательном суде, вздыхали и соглашались. Забыли, что «показательный» — это другим пример, вперед наука. Сходил в «Промтовары» — на Васю того глянуть.
Вася стоял за прилавком без пиджака, по-домашнему, в желтой, как канарейка, шелковой сорочке. Он с профессиональным изяществом помахивал темным деревянным метром и крепко пахнул дорогим одеколоном. На рукавах сорочки Вася носил металлические пружинки и все время сдвигал их кверху, а в манжетах — запонки из янтаря. И был в годах. Митрофан Капитонович молча постоял в дверях магазина, загораживая покупателям дорогу, и ушел.
И еще несколько дней провел в недоумении. Ночевал то у Витальки, то где-нибудь еще — где придется, у Витальки стеснялся на каждую ночь оставаться. И задумал он поломать этот треугольник, но на улице повстречался ему знакомый участковый.
— Прописываться, работать думаешь, Кортунов? — спросил тот, разглядывая Митрофана Капитоновича, словно диво. — Гляди, а то мы за тебя подумаем!
И Митрофан Капитонович завербовался. Коротая время до поезда, который должен был снова увезти его в далекие края, он сидел в скверике у вокзала. Бездумно глядел на стального цвета барышню с веслом, стоявшую посреди сухого фонтана. Вокруг его облупленных кирпичных бортов носились юные велосипедисты. Младший на новеньком, сияющем подростковом велосипеде никак не мог догнать старшего и обиженно кричал:
— Да-a, ты быстро!..
— И ничего я не быстро! — отвечал, оглядываясь, старший. Еще раз обогнув сухой фонтан на своем стареньком взрослом, дребезжащем велосипеде, он ликующе закричал: — Это моя самая маленькая скорость!
«Эх, надо было Леньке велосипед купить, — глядя на них, думал Митрофан Капитонович. — А что? Деньги есть. — Он тронул карман. — Под дверь поставить или Витальке поручить… Нет, выбросили б или продали. А то радость бы парнишке была. Второй класс!»
Алименты же он сам вызвался платить, как только устроился на новом месте и огляделся. Сходил к судье на прием, выбрал время. Судья, мужчина, выслушав его, сочувственно поцокал языком, а потом быстренько оформил все в самом лучшем виде. И Митрофан Капитонович платил, столько лет платил. И не жаловался, никто не слышал.
— Пойми ты, Митрофан, мать ее, жизнь эту! — Цапленков, тужась, пытался отодвинуть от себя привинченный к полу стол. — Мне ж не денег жалко, мне себя жалко! Она, стерва рыжая, ворует у себя в столовой — никто ее, суку, не поймал! — Он грохнул по столу сразу двумя кулаками. — «Какой ты мужик, кричит, какой добытчик!» А я на автобусе работал, народ возил, машина без кондуктора — где мне взять?! Телевизоров одних три штуки сменила, — умерив голос, пожаловался он. — Изо всей улицы у нас у первых был «КВН» с линзой, по двадцать человек глядеть сходилось. Потом «Рекорд» купили… и этот надоел! Еще какой-то привезла — экран как в сельском клубе. Копейки ей мои нужны! — снова закипел он. — Унижение мое, вот что ей надо… Выпьем, Митрофан! — Цапленков пошарил под столом, вытащил четвертинку и уронил на пол шапку. — Ты, Митрофан, — «являющий свою мать». Эт-та мы по литературе в школе изучали… Я по-омню! — И погрозил пальцем.
Митрофан Капитонович, позвякивая стеклом о стекло, безошибочно разлил водку. Цапленков тем временем долго поднимал с полу шапку. Потом от полноты чувств хотел разбить порожнюю поллитровку о дверь вагона, но Митрофан Капитонович не позволил, не допустил безобразия. Он отстранил руки Цапленкова и осмотрел горлышко бутылки. Оно, к сожалению, оказалось щербатым, и Митрофан Капитонович, наклонясь, катнул бутылку под кровать, где она еще долго и недовольно громыхала.
— Эт-та, пошли на воздух, Митрофан, — предложил Цапленков, ладонью набивая на голову непокорную шапку. — Все выпили, чего сидеть? Кино сегодня, а?..
— Пошли, — согласился Митрофан Капитонович.
Ему вдруг стало как-то муторно, не по себе. И самогон был в этом повинен, и мысли. В желудке, не желая перевариваться, холодным комом лежали полторы рыбных котлеты. Митрофан Капитонович осторожно поставил на стол пустую четвертинку. Просить ее у Цапленкова он раздумал.