Маркета не знала, как он пришел к такому заключению, но в груди ее вспыхнула искорка гордости.
– Да. – Она вытерла мокрые руки о банную простыню. – Мой отец – цирюльник-хирург Пихлер. Я – его помощница.
Заметив, что ошеломленный посетитель никак не может справиться с узелком, она подошла к нему и, привычно подцепив узел ногтем, развязала шнурок.
– У одной моей подруги есть Книга Парацельса, и я каждую неделю посвящаю несколько часов изучению его способов лечения. Понимаете, мне хочется учиться. Я хочу знать. Хочу…
– Маркета! – перебила девушку мать, выглядывая из-за угла соседнего отделения. – Вода уже согрелась, а ты еще даже не приступила к своей работе!
– Извини, мама, мы просто разговорились…
– Хватит трепать языком! Дай нашему бедному гостю расслабиться. Он не для того сюда пришел, чтобы слушать болтовню какой-то банщицы!
– Мама, мы…
– Займись делом, дочь, и не забудь о том, что я тебе сказала.
Справившись с остальными шнурками, Маркета вдруг почувствовала, как полыхнули огнем ее щеки. Подведя Якоба к табурету, она велела ему сесть и, отворачиваясь, стянула с него штаны и аккуратно положила их на скамью. Теперь перед ней сидел голый мужчина. Она видела таких сотни раз, но почему-то не могла смотреть в глаза именно этому.
Потом взгляд ее наткнулся на серебряный крестик у него на шее. Руки у нее задрожали, и ей пришлось перевести дух.
– Не лучше ли снять цепочку? – предложила девушка. – Она может потускнеть от мыльной воды.
– Нет, слечна, не надо. Я никогда ее не снимаю. А мыльная вода только пойдет на пользу – ее давно не мешает почистить.
Якоб вдруг почувствовал – что-то не так.
– Я не священник. Обращайся со мною так же, как обращалась бы с любым другим мужчиной, который просто пришел помыться, – сказал он банщице.
Маркета решительно кивнула.
– Да. Конечно.
Она подошла к нему сзади и наклонилась, чтобы взять ведро с водой и мыло, повторяя себе, что будет обращаться с ним так же, как с самым обычным посетителем, земляком.
– Закройте, пожалуйста, глаза.
Затем девушка полила на него сверху, обмакнула в воде кусочек зеленого мыла и принялась намыливать его волосы.
Искусные руки уверенно массировали голову врача, пальцы скользили между темными волнистыми прядями… Кончиками пальцев юная банщица убирала с бровей мыльную пену, взбивала там, где ей хотелось, белые гребешки и при этом ощущала себя работающим с глиной скульптором. Плечи ее клиента расслабились, а узлы мышц как будто таяли под ее пальцами.
– Какие у тебя руки! – вздохнул Якоб. – Это определенно большой талант.
Услышав его вздох, Маркета затаила дыхание, наклонилась ближе, и тут он вдруг открыл глаза и улыбнулся ей. Застигнутая врасплох, она в ужасе отпрянула.
– Не пугайся, моя маленькая банщица, – сказал Хорчицкий, наклоняя голову и глядя на нее. – Смотри, я снова закрываю глаза, но, пожалуйста, не останавливайся, продолжай. Твои руки творят чудеса.
Он зажмурился, но не смог скрыть улыбку.
В этот раз работа заняла больше времени, чем обычно. Девушка терла, мужчина вздыхал от удовольствия, и ей не хотелось останавливаться.
В конце наступил момент, когда нужно было переходить от спины к груди и остальному. Краем глаза Маркета увидела мать – стоя в сторонке, пани Пихлерова энергично призывала ее продолжать. Но потом сидевший в бочке завсегдатай потребовал еще эля, и Люси поспешила наполнить его кружку.
С усилием вздохнув, Маркета наклонилась вперед и принялась широкими кругами натирать мылом грудь и живот Якоба.
– А-а-а-а… – застонал тот.
Банщица обошла табурет и встала перед ним. Посмотрела вниз. Слегка возбужденный, его пенис лежал между ног, а темные, густые волоски поднимались к пупку густой, темной дорожкой. Затем Маркета подняла взгляд к поблескивающему под мыльной пеной серебряному крестику на груди клиента.
Набрав воздуху, она потянулась к его паху.
И тут руки отказались ей повиноваться. Словно забыв все, что умели, потеряв уверенность и сноровку, они застыли, онемевшие и бесполезные.
Она придвинулась ближе и снова подняла руки с твердым намерением довести дело до конца, но ее пальцы как будто парализовало.
Якоб открыл глаза и увидел перед собой застывшую девушку с бледным от страха лицом. Подавшись вперед, он осторожно взял трясущиеся, мыльные и мокрые руки банщицы в свои и посмотрел в ее полные ужаса глаза.
– Тебе не обязательно притрагиваться ко мне, слечна, – негромко сказал он. – Я сделаю все сам.
В глазах у девушки защипало. Маркета хотела вытереть слезы, но Хорчицкий держал ее руки в своих ладонях, как двух попавших в силок, трепыхающихся птах.