Глаза его постепенно привыкли к темноте и стали различать шныряние юрких и гибких мышиных тел среди клочьев гнилой соломы, неприятно скользящей под его босыми ногами и коленями. Ему приходилось постоянно отгонять ногами клубки мышей, стремящихся воспользоваться теплом его тела. Каменный пол был ощутимо влажным и холодным, и его опыт плавания в далеко не ласковом северном море подсказывал, что замирать на нем надолго нельзя — иначе холод войдет в ноги и спину, сковав их надолго.
Проведя остаток дня в борьбе с холодом и мышами, стоя на склизклых комьях соломы, постепенно превращающейся от движений его ног в мерзкую кашу, он не замерз, но ощутимо устал — сказывалась несъеденная в обед каша и не предложенный ему ужин. Да и отсутствие воды постепенно начало лишать его сил.
Когда дверь приоткрылась, он увидел, что наступил глухой вечер. Надсмотрщик молча сунул ему широкую чашу с водой и с нескрываемым злорадством наблюдал, как гордый северянин вынужден склонить голову и хлебать воду, подобно животному.
Едва дав ему утолить жажду, надсмотрщик с хохотом плеснул ему остатки воды в лицо:
— Доволен? Не захотел ласкать богатеньких тетушек и их гладеньких дочек? Вот и целуйся с мышами!
И с грохотом закрыл дверь, не забыв еще туже подтянуть цепи.
Проведя сутки без сна и еды, в беспрерывном движении на мокром и скользком полу, где каждое неосторожное движение приводило к тому, что он, оскользаясь, резко вздергивался вверх на связанных вместе руках, больно выкручивая плечи, Рагнар постепенно начал терять счет времени. Он чувствовал, что временами проваливается ненадолго в забытье, а организм, воспользовавшись этим, свел на нет все его усилия держать себя в узде, и вот теперь он еще и содрогался от омерзения, ощущая на бедрах потеки собственной мочи.
Наконец, дверь открылась, его отцепили от кандалов и волоком вытащили на песок учебной арены:
— Обсохни и освежись.
Он рухнул, с наслаждением вдыхая свежий воздух и прижимаясь всем телом к прогревшемуся за день на солнце песку, надеясь заодно хоть немного им очиститься от той грязи, которая налипла на него в карцере.
Гайя стояла, наслаждаясь зрелищем ведущих поединок двух наставников — мирмиллона и ретиария. Она старалась впитать особенности движений и того, и другого, хотя ей определили для овладения роль велита, и без того ей знакомая. Она сама, конечно, настоящих велитов не застала — их упразднили еще лет за сто до того, как она пошла служить, еще Гаем Марием, сделавшим вооружение легионеров стандартным, а самих легионеров — тяжеловооруженными, защищенными доспехами воинами. В свое время велиты не носили панцирь, а вооружены были коротким мечом и несколькими дротиками «гаста велитарис», уменьшенной копией пилума, с железной частью в две ширины ладони, деревянным древком длиной в три локтя и толщиной в палец. Единственную их защиту составлял круглый легкий щит-парма — диаметром тоже три локтя. Все это делало велитов очень мобильными — в бою они быстро метали дротики и отступали за спины хорошо защищенной пехоты. Из-за того, что их снаряжение было дешево, как и жизнь такого солдата, то в велиты шли молодые парни из самых бедных семей.
Девушка, привыкшая сражаться в панцире и шлеме с налобником и нащечниками, на тренировках с удовольствием использовала возможности своего нового положения — все же тяжелое вооружение гасило скорость и не давало ей применить с пользой всю гибкость девичьего тела. Она размышляла, что было бы неплохо избавиться от щита, взяв в левую руку второй меч, но это делало велита абсолютно уязвимым в самом начале боя, когда он издалека бросает копья в ряды противника. И вот теперь она пыталась вникнуть в суть тактики мирмиллона и вынести все лучшее оттуда и отсюда — защитить себя необременительными доспехами в виде короткого поножа на левой руке и маники на правой руке. А вот щит-скутум и шлем, похожий на армейский, но утяжеленный сверху кованым изображением рыбки и широкими, загибающимися в стороны полями, ей нравились все меньше: «Лучше второй меч», — твердо решила Гайя.
Марс увидел ее, сосредоточенно наблюдающую за поединком слегка прищуренными от напряженной работы мыслей глазами. Этот взгляд своего командира он хорошо знал — и не стал ее окликать, чтобы не спугнуть ее идеи. Именно так она задумывала и в мелочах отрабатывала заранее все разведоперации — и, как правило, все они заканчивались успехом и малой кровью. А ее солдаты, зная, что Гайя не часто теряет бойцов в рейдах, соглашались тренироваться раз за разом, видя реальный толк.