— Послушай, папа, история с этим браслетом становится нелепой. В ожидании, пока объявится тот, кто устроил мне этот маленький сюрприз, я лучше сниму его… и не будем больше говорить об этом.
Она грациозным жестом сняла браслет и спрятала его в свою сумочку.
— У меня есть одно предположение, — сказал Раймонд. — Что, если это Гуаскар?
— Гуаскар? Почему вы думаете — Гуаскар?
— Да просто потому, что украшение это индейское, а я никакого другого индейца не знаю… Может быть, он нашел браслет и, не придумав, что с ним делать, подарил его вашей дочери, так как он очень предан вашей семье…
— Ну, будет об этом, — слегка краснея, сказала Мария- Тереза. — Гуаскар ли это, или кто другой — не все ли равно?.. К чему такое нетерпение?.. Быть может, завтра или послезавтра к нам приедет кто-нибудь из папиных друзей из Сьерры и, целуя мне руку, скажет: «А что же вы не носите мой подарок?»
— Разумеется, рано или поздно это должно разъясниться, — с напускным спокойствием сказал Раймонд.
Маркиз, сам несколько взволнованный, нашел это спокойствие неестественным и вдруг обрадовался:
— Держу пари, что это вы.
— Что… я?.. Да я же только что приехал… Как же я мог?..
— Как? Вы могли купить этот браслет в Гуаякиле и послать его французскому агенту в Каямарке с тем, чтобы он переслал его сюда. Ну да, конечно… это должно было известить нас о вашем прибытии. Вы прочитали легенду о «деве Солнца» и о солнечном браслете в одной из книг вашего дядюшки.
— Папа!.. Папа!.. Господин Озу серьезный человек, инженер, приехавший в Перу, чтобы попытаться осушить золотые россыпи в Куско с помощью изобретенного им нового сифона…
— Да, да, ты об этом уже говорила… Это не помешало ему прислать браслет…
— Но, папа, по какому же праву?
— По праву жениха, дочь моя.
На этот раз Мария-Тереза покраснела до ушей, а Раймонд закашлялся, как-то глупо улыбаясь. Маркиз лукаво и упорно смотрел на обоих.
— Ну-ка, посмейте сказать, что это неправда… Ты думаешь, я ни о чем не догадываюсь? За дурака меня считаешь? А я давно знаю, что ты оставила свое сердце там, в Париже, и только для того, чтобы проверить это, направлял к тебе столько женихов. Ах, господин Озу, вас можно поздравить: она вас очень любит — это испытанная любовь…
— Сударь… — бормотал Раймонд со слезами на глазах. — Маркиз, уверяю вас, никогда… никогда… я не думал… не мог думать…
— Молчите. И наденьте сами ваш обручальный браслет на руку невесты.
— С какой радостью я теперь буду носить его! — молвила молодая девушка и, оглянувшись, нет ли поблизости посторонних, кинулась отцу на шею — точнее, привлекла отца к себе, нежно обняла, расцеловала и раскрыла свою сумочку перед Раймондом, торопливо шепча ему на ухо:
— Скажите же, что это вы его прислали. Ну, что вам стоит?
Раймонд трепетной рукой надел браслет на руку молодой девушки. В ушах у него так звенело, что он даже не слышал ликующих речей маркиза по поводу собственной проницательности, проникшей в тайну и влюбленных, и браслета Золотого Солнца… Он только кивал головой, подтверждая все, что говорил его будущий тесть.
— Да уж, — закончил тот, — вы можете похвастаться, что провели нас. — И маркиз побежал разыскивать дядюшку, чтобы поделиться с ним радостной новостью.
На несколько секунд жених и невеста остались одни; но не успели они обменяться нежным взглядом, как их увлек за собой живой поток участников заседания, хлынувший к выходу.
— Но что же скажет ваш батюшка, когда объявится тот, кто на самом деле прислал браслет? — волновался Раймонд.
— Ничего не скажет… простит. Я ведь заставила вас солгать лишь для того, чтоб успокоить его… потому что, между нами, сказки тетушек все-таки немного тревожат его… он же как малое дитя, мой папочка. Мы будем очень его любить — не правда ли?
У подъезда уже ждали казенные кареты и частные экипажи, которые должны были отвезти именитого гостя и членов общества на раскопки в окрестностях города; затем предполагалось съездить по железной дороге в Анкуф на большие раскопки. Маркиз уселся напротив академика; оба сияли. Условлено было, что вечером они пообедают и проведут ночь на вилле маркиза, лежащей на берегу моря между Лимой и Анконой, чтобы дядюшка со следующего же утра мог заняться научными исследованиями — это летнее жилище маркиза, заваленное, как музей, выкопанными из земли сокровищами, расположено было в самом центре раскопок.